[СЮЖЕТНАЯ ОЧЕРЕДНОСТЬ]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[СКОРО БУДУТ ОТКРЫТЫ НАБОРЫ В СЮЖЕТНЫЕ КВЕСТЫ!]



Matvey Reinhard Amelia
Не бойся смерти, мой дорогой друг. Она может быть неслышной, может ослеплять зеленым светом Авады, может таиться в крохотном сосуде, а может настигнуть тебя немощным стариком в твоей постели. Одному Богу известно, когда и как ты станешь ее жертвой. Ей не важно кто ты - Пожиратель Смерти, или член Ордена Феникса, даже последователи Даров Смерти не смогут избежать своей участи. Альбус Дамблдор начинает новую шахматную партию со своим излюбленным партнером, только в этот раз на шахматной доске не фигуры, а человеческие жизни и судьбы.
о
п
р
о
с
к
о
н
к
у
р
с

Don't Fear the Reaper

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Don't Fear the Reaper » Лавка древностей » not by choice, but by chance


not by choice, but by chance

Сообщений 31 страница 57 из 57

31

- Мне нужно выпить, - было первым, что он сказал.
Шок все еще не прошел, он не знал, что делать или говорить, да и сложно было осознать эту новость – у него в голове уже устоялся совершенно другой образ и отношения. Платонические, дружеские, никакого намека на что-то большое, а теперь вся тщательно выстроенная система рухнула от такого невинного по сути жеста. И простое соприкосновение губ легче было понять после нескольких стопок. А он знал, где у предыдущих хозяев дома были алкогольные заначки.
Клюквенная настойка, спрятанная в углу, на самой высокой полке кухонного шкафчика, за пакетом гречневой крупы, была крепкой – крепче, чем то, что они пили в баре, когда в первый раз выбрались в город после исцеления Райнера. Хорошо прочищает мозги.
На Торсена он старался не смотреть: то ли ему было стыдно, что он так долго не понимал намеков, а теперь еще и отругал его, то ли просто не мог заставить себя. Потому что Райнер ждал какой-то реакции, ему было страшно услышать отказа или еще что похуже, а он понятия не имел, как реагировать. Он и сам не знал, чего он хочет.
Настойка обожгла губы и язык, а затем и горло, но легче стало только после второй стопки – да и то не слишком-то сильно. Он все еще предпочитал разглядывать насыщенный бордовый цвет настойки, а не выжидающее лицо лисенка, однако дать ответ он не мог – все было чересчур неожиданно. Тем более он понимал, что сейчас любое его слово могло стать непоправимым – Райнер был слишком уязвим в этот момент, и он сомневался в своей способности правильно сформулировать поток всех этих мыслей, что сейчас крутились у него в голове.
Единственное, что не промелькнуло в его сознании – это то, что это неправильно из-за одинаково пола. А еще то, что он женат. Астрид была хорошей девушкой, но чувства к ней давно угасли, и он питал только уважение и симпатию к ней, не больше. Из своей личной жизни он уже давно исключил жену, как бы печально это ни было. И место было вакантно, если уж на то пошло, просто он бы не подумал о том, чтобы так унизить мать своего ребенка.
Но он не думал о том, насколько это было бы недостойно по отношению к Астрид. Он думал о том, что Райнер ему нравится – пожалуй, даже больше, чем просто друг, однако перестроиться было очень сложно. И он не стал лгать и говорить, что все будет хорошо, он сказал то, в чем был уверен.
- Я понятия не имею, как на это реагировать, уж извини.
Третья стопка – и все еще ни в одном глазу. Райнер присел напротив него и притих, наверняка все еще боясь, что он начнет ругаться. Он и не собирался, чувствуя себя полным идиотом, раз до сих пор не понимал, что к чему.
- Прости, что я не замечал, - все же сказал он, - Но почему ты раньше ничего не сказал? Вместо того, чтобы злиться на меня и срываться, почему нельзя было сразу все прояснить?
Лисенок больше не пытался к нему прикасаться, как делал после поцелуя – Бьорн ведь отстранил его ради того, чтобы найти бутылку, а Райнер был в таких делах недостаточно смел, чтобы попробовать еще. К тому же он скорее всего был прав в своих опасения: пока Бьорн ничего не решил, он бы убрал его руки. Но по мере того, как лисенок рассказывал, как все это было с его стороны, Бьорн смягчался, да и алкоголь все же имел свое действие. Как и чувство вины, что из-за его близорукости Райнер дошел до такого. И почему он вечно чувствует себя виноватым из-за него?
И все же настойка действительно помогла – их общение пошло лучше, хотя разговоры о чувствах Бьорну никогда не давались, и после извинений он больше никак не проявлял свою позицию, хотя Райнер буквально ему в рот заглядывал, в надежде услышать что-нибудь, что ему хотелось бы. А он избегал главного вопроса: что же будет дальше с их отношениями. Пока что ему не хотелось думать об этом, голова словно пухла ото всех этих мыслей, потому что рассказ Райнера все еще не укладывался в сознании. И отношение к нему не могло поменяться за пару минут.
Так он думал, пока Райнер, выпив и набравшись храбрости, не поцеловал его еще раз. На этот раз реакция была совершенно другой: настойка ударила в голову, и после фактически признания в любви мышления несколько менялось. На этот раз он ответил.

+1

32

Напряжение, повисшее в воздух между ними, казалось, можно было потрогать. Райнер с замиранием сердца ожидал любой реакции: взрыва, гнева, растерянности. А Бьорн просто не знал, как реагировать, ошарашенно смотря на лисёнка, которого раньше иначе, как брата, не воспринимал. Но что с ним поделать, если все попытки Райнера как-то подготовить мужчину или подвести его к этой мысли, шаманом не воспринимались? Зато сейчас он, кажется, наконец-то понял.
И заявил, что ему необходимо выпить. Разумно, Райнер и сам бы не отказался, слишком сильно он волновался, как поступит его друг. Радовало, что Бьорн хотя бы не стал отплёвываться и отталкивать его от себя. Это могло бы всё усложнить, а то и вовсе положить конец их общению. Сейчас же, если между ними ничего не выйдет, можно будет вновь попытаться быть друзьями. Вот только Райнер собирался пытаться и дальше, даже если сейчас Торвальдсен заявит, что он не в его вкусе. А Бьорну откуда знать? Он и Райнера толком не знает, пара недель знакомства – не показатель, значит, и утверждать, что Лис – не его типаж, не может.
А вот Торсен его знает, успел выучить по тем мелочам, которые обычно никто не замечает или воспринимает как данность. Бьорн был добрым, невероятно добрым и был готов отдать нуждающемуся последнюю рубаху с себя. И он был вспыльчивым, не любил, когда что-то шло не так или противоречило его принципам. Интересно, а присутствие Райнера в его жизни к такому относилось? Ведь он не знал о прошлом парня, иначе бы точно не стал иметь общих дел с вором и обманщиком.
И косвенным убийцей своего отца.
Бьорн достал с верхней полки нычку прежних хозяев, о которой Райнер не знал. Тягучая красная жидкость притягивала взгляд, и парень зачарованно смотрел, как мужчина опрокидывает в себя первую стопку. Что же, если Бьорну будет так проще разобраться в себе, тем лучше.
Лис сел за стол рядом с ним, ожидая хоть какой-то реакции, каких-то слов, которые бы подсказали ему, как вести себя дальше. И то, что мужчина не злился на него, уже о многом говорило.
- И как я должен был тебе сказать? – усмехнулся он. – Я пытался намекнуть, подготовить тебя, чтобы не вываливать вот так и хотя бы примерно представлять твою реакцию. А тебе всё об стенку горох. Нет, серьёзно! Я уже даже заглядывал в магазин, но там продаются только журналы для натуралов.
Улыбнувшись, он пододвинулся ближе, в красках рассказывая, как последняя неделя выглядела с его стороны, и как он всеми правдами и неправдами пытался дать понять, что испытывает к Бьорну далеко не платонический интерес. После пары стопок мужчина наконец улыбнулся, а после третьей, выпитой на голодный желудок, даже хохотнул, когда Райнер поведал о своём возмущении, когда понял, что обычные способы соблазнения с ним не работали.
Они не говорили о чувствах, каждый по собственным причинам обходя эту тему, хотя Райнер пытался дать понять, что испытывает, не называя вещи своими словами. На этот раз Бьорн намёки наконец-то понимал и, как казалось Лису, смотрел на парня уже другими глазами. Или Райнеру просто хотелось верить в это? Уж что, а лгать себе он умел в совершенстве.
И потому, набравшись смелости, Торсен наполнил стопку Бьорна и опрокинул её в себя. Настойка действительно была очень крепкой, но это было даже к лучшему. Пододвинувшись к мужчине и не став ждать, пока тот захочет отстраниться и снова копаться в себе, Райнер поцеловал его.
И наконец-то получил ответ на свои невысказанные вопросы, когда Бьорн не стал отталкивать его или приводить кучу причин, почему Райнер не в его вкусе. Он ответил, и Лис тут же перебрался к нему на колени, обнимая его за плечи, зарываясь пальцами в короткие волосы. Он безумно боялся, что Бьорн передумает и отстраниться, и не давал ему времени, чтобы одуматься и пытаться кому-то доказать, что то, что они делают – неправильно. Почему? Райнер любит его, пусть и не сказал шаману об этом прямо. И ради Бьорна он готов стать лучше, исправиться, хотя вряд ли когда-нибудь парень по-настоящему будет его достоин.
Райнер отстранился лишь на мгновение, чтобы посмотреть на Бьорна сияющими от счастья глазами, и вновь поцеловал его.

0

33

Бьорн выпил и хмуро глянул на него, пока Райнер говорил. Новость неожиданная, но ведь не вызывала никаких отрицательных эмоций. Даже если рано было кидать на лисенка оценивающие взгляды и прикидывать, каково быть в отношениях с ним, он все равно ощущал в нем своего человека. Едва ли этот недопоцелуй мог бы заставить его отвернуться от него, уж хотя бы дружбу он должен был бы сохранить.
- Ты хотел подсунуть мне гейский журнал? – как-то недоумевающе спросил он, - То есть такой вариант не показался тебе странным в отличие от того, чтобы прямо все сказать?
Он поднял взгляд на Райнера, который просто пожал плечами, никак не объясняясь – скорее всего, тот и сам не знал, почему не смог придумать нечто получше и просто варился в собственном соку, переживая и волнуясь. И пока он думал о том, сколько беспокойных мыслей крутилось в его голове все это время, ему даже становилось совестно за то, что он оказался таким невнимательным. Ему казалось, что он всегда был рядом, всегда готов был предложить помощь, а оказалось, что на протяжении стольких недель он попросту не замечал очевидного. Он был идиотом, даже когда считал, что проявляет доброту и радушие.
И как теперь относится к нему? Наверняка при попытке сохранить дружбу появится какая-то надломленность, напряженность между ними, которая не позволит дальше общаться так же, как было до этого, и подобное общение только будет изматывать обоих, чем приносить удовольствие. Просто встать и уйти? Он не мог врать себе хотя бы в том, что все же привязался к Райнеру, даже если не совсем в том качестве, которого тому бы хотелось, и у него не было желания проверять, насколько сильно он бы стал скучать.
Оставалось только ответить взаимностью. И, признаться, мысль показалась ему волнующей, особенно после третьей стопки настойки, которая отлично давала в голову даже ему. Он все еще плохо представлял, как это могло бы выглядело, и понятия не имел, сможет ли он вообще скрывать что-то от жены – потому что и речи не могло быть о том, чтобы оставить маленькую Беату без нормальной семьи и детства. Но все же он поймал себя на мысли, что не отказался бы это проверить.
Райнер был… он бы даже не сразу подобрал бы нужные слова. Пожалуй, он напоминал Беату, но не одной только детской непосредственностью и любовью к сладостям, а скорее тем, каким он делал его мир. Если бы Бьорн был лет на десять младше, он бы сказал, что Райнер перекрашивает все из унылых черно-белых оттенков в яркие цвета. Взрослая же версия не знала, как описать это чувство.
Быт с женой успел ему приесться, надоесть, да и он никогда не любил ее по-настоящему, а брак был вынужденным – об этом своем шаге он уже не первый раз сожалел, хотя со стороны все казалось просто идеальным. И он знал, что не должен вестись на то, что ему предлагает Райнер, но это было жутко соблазнительно. Нечто, что позволило бы ему снова ощутить вкус к жизни, что было бы только для него, а не ради приличий или счастья кого-то другого. Что-то яркое, сильное. И то, что измена лично для него была огромным табу, только добавляло происходящему остроты.
Поэтому он ответил на второй поцелуй. Алкоголь придал ему смелости точно так же, как и Райнеру, и он осознал, что действительно хочет взять то, что ему предлагают, что от симпатии не так уж далеко и до желания, нужен просто толчок. Резкий, выбивающий из колеи – однако позволяющий осознать истинное положение вещей. Райнер был влюблен в него, и он предлагал себя, а Бьорн был не в силах отказать, потому что глубоко в душе на самом деле был несчастен в своем якобы счастливом браке.
Этот поцелуй был уже не таким невинным как первый. Он был глубже, более страстным, более жестким. Он не стал идти на компромиссы, тут же занимая лидирующую роль, заставляя следовать за собой, и Райнер с радостью подчинялся, зарываясь руками в его волосы. Он даже не заметил, когда Торсен успел перебраться ему на колени, и не мог бы поручиться за то, что это не он перетащил его ближе к себе, потому что эти поцелуи ощущались так чертовски хорошо, что у него не оставалось больше ни единой мысли в голове.
В какой-то момент Райнер чуть отстранился, но ему это показалось плохой идеей – он дернул его обратно на себя, вовлекая в новый поцелуй. Желание только становилось больше, а ему не нравилось, что Торсен отвлекается. В конце концов, он просто подхватил его на руки и тут же уложил на стол, так и не разорвав поцелуй, даже не обратив внимания, что ополовиненная бутылка неловким движением руки оказалась на полу.
Он хотел еще, хотел всего, что только Райнер мог предложить, а зайти тот готов был далеко, и он не сделал ничего, что могло бы быть истолковано как протест. Наоборот, он подавался навстречу каждому прикосновению, отвечал на поцелуи – и так, словно действительно, искренне любил его. Это разжигало желание посильнее любовных зелий, его вело от тепла тела под ним, от рванных выдохов над ухом, и когда он запустил ладони под его кофту, с силой проходясь по стройным бокам, он уже не мог остановиться.

+1

34

Райнер лишь пожал плечами, никак не истолковывая свои действия. Ему и сейчас казалось, что подсунуть Бьорну журнал с гейским порно, а потом наблюдать за его реакцией, было лучшей идеей, чем вываливать мужчине на голову свои чувства, а потом сидеть и, вот так кусая локти, с напряжением ожидать ответа. Лис вообще предпочитал никому не раскрывать своих чувств, за свою короткую, но яркую жизнь убедившись, что ничего хорошего из этого не выходит.
А Бьорн ворвался в его личное пространство медвежьим напором, вызывая в душе парня столько противоречивых чувств, что ему понадобилось время, чтобы разобраться в них, а затем и принять. Влюбляться – тяжело. Особенно, когда ты сам никого к себе обычно не подпускаешь, создаёшь видимость души компании, но больше слушаешь, чем рассказываешь о себе. Особенно, когда не знаешь, как к тебе отнесётся объект твоей любви. Неудивительно, что Райнер психовал, когда долгое время не мог это выяснить, а пытаясь намекнуть о своём интересе, получал в ответ лишь доброту и участие. Мило, конечно, но совершенно не то, что ему требовалось.
И ему едва голову не сорвало от счастья, когда спустя томительный час, за который Бьорн планомерно напивался, он наконец смог решить для себя, как относиться к лисёнку и ответил на его поцелуй. Райнера не волновало, что это было сделано под эффектом наливки. Так эмоции Бьорна были искренними, он не скрывал своих желаний, не сдерживал себя, позволяя себе всё, что хочется. А сейчас он хотел Лиса, и Райнера вело от его крепких объятий, от жадных и властных поцелуев, которые не позволяли ему сделать даже глоток воздуха.
Шаман едва не зарычал от нетерпения, когда Райнер на мгновение отстранился, и ему это чертовски нравилось. Видеть Бьорна без всех этих масок доброжелательности, знать, что под заботой и ласковой улыбкой сдерживается хищник, который не терпит, когда что-то идёт не по его плану. И Райнер только сильнее раззадоривал его, не позволяя вновь уйти в себя, расставлять всё по полочкам «хорошо» и «плохо». Разве то, что они делали, можно назвать неправильным, если оно чувствовалось так замечательно? Если они оба не хотели останавливаться и даже на миг отрываться друг от друга.
Ему нравилась эта грубость, с которой Бьорн уложил парня на стол, сметая с него бутылку, которая упала на пол, и воздух наполнил сладковатый терпкий аромат. Настоящее безумие, но оно было им обоим необходимым. Чувство кожа к коже, сбитое дыхание, судорожные вздохи. Райнер счастливо выдохнул, почувствовав, как Бьорн пробрался рукой под его кофту, прикасаясь к обнажённому животу. Парень обвил ногами его бёдра и подтолкнул к себе, обнимая сильнее, недвусмысленно намекая о своих желаниях. И, к счастью, сейчас мужчина понимал его намёки, властно беря то, что Райнер ему предлагал.
Подцепив край кофты шамана, Лис потянул её вверх, избавляя Бьорна от ненужной вещи и наконец получая доступ к телу, на которое он любовался бесконечно долгие часы, не имея возможности прикоснуться по-настоящему, поцеловать, не боясь при этом, что его оттолкнут. Бьорн прижимал его к столу, и Райнер упивался теплом и тяжестью его тела, выгибался навстречу его рукам и не сдерживал судорожных вздохов, почти переходящих в стоны, когда мужчина задевал особо чувствительные точки на его теле. Вскоре Райнер весь был подобен оголённому нерву, чувствуя каждое прикосновение, теряя голову от переполнявших его эмоций.
- Не сдерживай себя, - лукаво улыбаясь, прошептал он на ухо своего шамана, прежде чем провёл языком по его шее, раззадоривая сильнее.

+1

35

Стол жалобно скрипнул, когда он с силой уложил Райнера на гладкое дерево. В нем говорил не только алкоголь – хотя он определенно сыграл большую роль, но и настоящее, неподдельное желание. Он не понимал, откуда оно взялось, он не замечал этого в себе раньше, однако происходящее в данный момент вовсе не казалось ему странным: наоборот, этого он хотел больше всего сейчас.
Их отношения оказались сложнее, чем он считал, и хотя у него не было времени задуматься об этом, да и особого желания тоже, глубоко в душе он понимал, что знал, что этим все и закончится. Он слишком часто бывал у него, слишком думал о нем – и убеждал себя, что это лишь дружеская забота и чувство вины. Теперь это чувство вины в купе с подогретой крепкой настойкой страстью вылилось в грубость. Он не причинял настоящего вреда, он бы не посмел, но на утро некоторые его прикосновения наверняка оставят синяки.
Однако Райнер, кажется, и не возражал против такого обращения. Он притягивал его ближе к себя, обхватывал ногами, стискивая его бедра, и не желал ни на миг отпускать его, хотя Бьорн и не собирался. Он давно не чувствовал ничего подобного, и теперь его вело, и нельзя было сказать, от чего он ощущал себя более пьяным – от настойки или же от реакции Райнера.
Такой отзывчивый, чувствительный и нетерпеливый. Он вздрагивал от прикосновений, подавался им навстречу, ерзая под ним, безмолвно прося продолжения, и когда он приложил ладонь к его груди, забравшись под одежду, он смог почувствовать, как бешено бьется его сердце. Чуть улыбнувшись, он неожиданно жестко сгреб его кофту в кулак и дернул на себя, заставляя его сесть на столе, только чтобы раздеть его. Райнер покорно поднял руки, позволяя ему – сейчас он позволил бы ему что угодно, лишь бы он не останавливался. Они оба понимали это, и их обоих это устраивало.
Райнер подцепил его свитер, потянув за него, и он быстро стащил ненужную вещь, снова прижимая его к столу, пробираясь руками уже под его штаны. Ткань затрещала по швам, когда он дернул слишком сильно, вместе с ними подтаскивая парня еще ближе к себе, его задница как раз оказалась напротив его паха. Давление было неприятным, он был слишком сильно возбужден, и он недовольно рыкнул, когда Райнер скользнул языком по его шее, дразня больше.
Торсен сказал что-то, но едва ли Бьорн был способен реагировать на слова. Он понимал только язык прикосновений, который явно говорил о том, что его желание взаимно, а значит, ему не было никакого смысла сдерживаться или останавливать себя. И, честно говоря, он сомневался, что вообще смог бы.
Кожа у Райнера была горячей, его дыхание опаляло его шею, и чем-то он напоминал ему открытое пламя, что вполне соответствовало его рыжей животной ипостаси. Наглый и инфантильный, но он был настолько ярким, что он не мог удержаться. Наверно, он пропал, еще когда остался сидеть его у его кровати, пока он был в бреду во время лечения.
Он поцеловал его уже мягче, одновременно расстегивая его штаны, раздевая его полностью. Он молчал, не произнес ни слова, однако взгляд его был долгим: он не сводил глаз с Райнера, когда прикоснулся к его паху. Торсен подавился воздухом, и он повел рукой, скользя по его члену, вместе с этим опускаясь губами к его шее, оставляя на коже красные следы.
Лис под ним уже нетерпеливо ерзал, коротко постанывая, дергаясь от каждого прикосновения, да и сам он терпением не отличался, проводя ладонью уже промеж его ягодиц, отвлекая поцелуями. Он хорошо помнил теорию и знал, что нужно делать, чтобы не причинить лишней боли и сделать секс приятным, а не какой-то садисткой пыткой. И даже если внешне он был груб, то это было из нетерпения, а не желания сделать больно, и он дотянулся до бутылочки с маслом, стоявшей у плиты.
Но даже если он пытался действовать аккуратно, то на нежность у него совершенно не хватало терпения. Движения были резкими, торопливыми, хотя он добросовестно старался отвлечь его от неприятных ощущений прикосновениями и поцелуями. Райнера будто и вовсе не смущало, что он может ненароком причинить ему вред, он постоянно просил большего, словами или же безмолвно, и у него вовсе сорвало все тормоза.
Первый толчок дался с трудом, Райнер был невероятно узким, и это почти что причиняло ему боль, однако и было невероятно приятно. Лисенок с силой впился пальцами ему в плечи, а он даже не заметил – слишком восхитительными были ощущения движения в нем, и он быстро ускорил темп, вскоре практически вбивая его в стол, который заскрипел еще сильнее.

+1

36

Всё это больше походило на сон, порождённый пьяной извращённой фантазией и неделями, когда Райнер мечтал по-настоящему прикоснуться к Бьорну, почувствовать вкус его губ, но не имел такой возможности. Может, действительно стоило сказать всё сразу, не изнуряя себя и шамана, который всё это время был вынужден испытывать на себе перемены в настроении Лиса.
Но ожидание стоило того безумия, которое они сейчас творили. Райнера не пугали синяки, которые наверняка на следующий день проступят на его коже от слишком сильной хватки, слишком горячих поцелуев. Он растворялся в них, подчинялся Бьорну, и мужчина не отказывался от такого дара, беря то, что ему предлагают.
Он до сих пор не сказал ни слова, но и не оттолкнул Райнера, и его поведение говорило лучше слов о его желании. Лис пока не брался утверждать про чувства – вряд ли Бьорн уже успел влюбиться в него, да парень и не требовал ответных чувств. Ему было достаточно их общения, этих объятий, которые лишали его возможности связно думать, властных поцелуев, буквально выбивающих почву из-под ног.
И чем больше грубости, нетерпения Бьорн проявлял в своих движениях, тем больше это нравилось самому Лису. Что-то, какое-то шестое чувство, подсказывало ему, что таким Бьорна видел только он, что обычно такой сдержанный на проявление своих чувств шаман всегда контролирует себя дома или в кругу друзей. Бьорн и без того был слишком идеальным, и Райнер получал истинное удовольствие, пробивая мужчину на эмоции, которые он вряд ли испытывал до сих пор. Шаман практически срывал с него одежду, нетерпеливо стаскивая с парня кофту, а затем и добираясь до его джинсов.
Мог ли Райнер предположить, какой будет реакция на его признание? Даже в своих самых смелых мечтах – нет.
Лис приподнялся, помогая Бьорну стянуть с него штаны, которые отправились на пол к груде прочего тряпья. Шаман замер, изучающе смотря на парня, словно ожидал, что Райнер способен передумать в такой момент, или ища ответы на собственные вопросы, которые так и не высказал вслух. Райнер боялся вспугнуть его, неверным словом или движением заставить одуматься и отстраниться от себя. И он едва не задохнулся от неожиданности и удовольствия, когда наконец почувствовал руку Бьорна на своём члене. Мужчина ласкал его с какой-то садистской медлительностью, заставляя Райнера нетерпеливо ёрзать под ним, почти просить о том, чтобы Бьорн наконец взял его. Парень почти не чувствовал дискомфорта, когда шаман наконец скользнул рукой ниже, начиная подготавливать его. Даже сейчас он продолжал проявлять заботу о лисёнке, не желая, чтобы он испытывал боль. А Райнер горячо целовал его, сквозь поцелуй шепча о своих желаниях, требуя большего и наконец получая его.
Острая боль заставила парня зажмуриться, крепко сжимая пальцами плечи Бьорна. Близости, особенно с мужчиной, у Райнера не было уже очень давно, и сейчас он быстро вспоминал, как правильно расслабляться, чтобы удовольствие получали оба. Постепенно боль уходила, и, привыкнув к ней, парень начал подмахивать бёдрами навстречу движениям Бьорна. Он стонал ему в губы от удовольствия, задыхался от поцелуев и невероятных ощущений, которые дарил ему шаман.
Райнер едва смог сообразить, когда почувствовал, что стол под ним начинает опасно раскачиваться, грозя развалиться прямо сейчас от такого обращения. И ему совсем не хотелось прерываться столь болезненным способом, потому парень попытался отстранить от себя Бьорна, тяжело дыша и упираясь ладонями ему в грудь.
- Стой, стой, стой, - он обнял мужчину за шею, когда стол снова заскрипел, словно собирался вот-вот развалиться на части. – Мы сейчас тут всё сломаем. И на кровати точно будет удобнее.
Но до комнаты ещё предстояло дойти, а перед этим и отстраниться друг от друга, чего Бьорн делать категорически не собирался. Хмыкнув, он просто подхватил парня на руки, не разрывая их связь, и Райнер, охнув от неожиданности, крепко ухватился за его плечи. В объятиях шамана он чувствовал себя невероятно маленьким, да и держал его Бьорн так, словно лисёнок ничего не весил.
Доходить до спальни мужчина так и не захотел, практически сразу прижимая Райнера к ближайшей стене, продолжая держать его, и парню ничего не оставалось, как, обхватив ногами его бёдра, подчиняться. Удовольствие и боль смешались в сумасшедший коктейль, начисто лишавший возможности соображать. И Райнер не сдерживал себя, наконец получив то, о чём так давно мечтал, и Бьорн только сильнее заводился от его стонов, судорожных вздохов.
Ожидание последних долгих дней и бесплодных попыток определённо того стоило. Райнер больше не боялся, что Бьорн передумает, не после безумства, которое они устроили. И он доверчиво прижимался к мужчине, когда они, уставшие, но довольные, всё-таки смогли добраться до кровати, только чтобы без сил рухнуть на неё.

Отредактировано Rainer Thorsen (06.07.17 14:51:44)

+1

37

Ни единой разумной мысли.
В его голове не было ни рассуждений о том, что правильно или нет, о том, что ему следовало бы делать, ни каких-либо размышлений о долге перед своей женой, дочерью. Была только слепая уверенность в том, что ему это необходимо, над причинами которой он даже не задумывался. Едва ли это действительно была любовь, скорее попытка выплеснуть накопившееся раздражение за дурное поведение Райнера и собственную глупость и твердолобость, но на данный момент ему было плевать. Им руководила лишь страсть, спровоцированная поцелуем близкого человека и раздутая алкоголем, и он не мог себя остановить.
Райнер пытался что-то ему сказать, но он не вслушивался в слова, улавливая скорее интонацию, чем сам смысл. Его протесты уже не имели никакого значения: словно был какой-то предохранитель, который оказался сорван благодаря тому, как Торсен подмахивал ему задницей в такт его движениям, и это стало точкой невозвращения. Невозможно теперь было отпустить Райнера из рук хоть на мгновение, и все его попытки отпихнуть его потерпели полное поражение. Он даже внимания не обратил на упирающиеся в его грудь ладошки, никак не реагируя и не отстраняясь ни на миллиметр. Он хотел продолжения и происходящее ощущалось слишком приятно, чтобы он прекратил двигаться в нем.
Он понял причину, только когда стол опасно покачнулся под ними, а Райнер вцепился в его шею, будто боялся упасть. Однако и при таких условиях, он не собирался зря терять время: спальня – это далеко, придется разрывать контакт, нужно будет поставить лисенка на пол и позволить ему куда-то идти. Пусть это и заняло бы всего лишь минуту, ему казалось, что за такое время весь его запал может испариться, уступив место благоразумности, да и усиливающееся желание не давало ему сделать паузу.
Райнер был таким горячим, узким, что это сводило с ума. Он был податливым, отзывчивым, реагировал на каждое прикосновение, и его реакция на него, на его руки на его бедрах, на толчки внутри его тела, была написана у него прямо на лице – лихорадочным блеском в глазах и ярким румянцем на щеках. Он был растрепан, тяжело дышал, опаляя теплым дыханием его шею. Его губы влажно блестели, покраснев от частых жестких поцелуев, рот был приоткрыт от частых стонов. Разве возможно вообще было отпустить его хоть на секунду?
Коротко рыкнув, Бьорн подхватил его под бедра, дернув на себя, и оторвал от стола, поддерживая в воздухе, буквально насаживая на себя. Так было глубже, более ярко, ощущения были обострены, и он невольно застонал, прижимая Торсена к себе. Держать его в таком положении было несложно, однако двигаться было неудобно – а кровать все еще была слишком далеко. Он не стал нести его туда, ему подошла и ближайшая вертикальная поверхность.
Он почти вдавил его в стену, скользнув рукой по его бедру, заставляя его скрестить ноги у него за спиной, и склонился к его шее, оставляя на светлой коже красные следы и продолжая двигаться в нем. Райнер стонал ему на ухо, стискивая его плечи, стараясь подаваться бедрами в такт, и будь ситуация другой, он бы побеспокоился за его спину, на которой наверняка останутся ссадины. Но пока он пытал его шею губами и языком и втрахивал его в стену, это не имело значения.
Зато позже, через несколько часов сна, когда желание было удовлетворено, когда страсть улеглась, появилось осознание того, что он натворил. Не сразу, короткий сон после бурного секса не избавил от усталости и мысли чище не сделал, и какое-то время он просто лежал в обнимку с Райнером, стеклянным взглядом пялясь в потолок. Теперь в голову лезли те самые мысли, которым не было место раньше, и в разуме прочно засело понимание того, что это неправильно.
Он откинул одеяло, садясь в кровати, опустив ноги на пол, и кажется, этим разбудил Райнера, который тихонько сопел, распластавшись на нем. Бьорн чувствовал себя по-настоящему гадко: он предал свою семью, он разрушил хорошую дружбу, и он понятия не имел, что теперь с этим делать, потому что не имел привычки себе лгать и понимал, что ему это понравилось. Что он вовсе не прочь попробовать отношения с Райнером, что он, если уж на то пошло, даже хотел бы этого. Торсен вызывал в нем целую бурю эмоций, он делал его жизнь более осмысленной, полной, вытаскивая из опостылевшей рутины с женой, которую он не любил. Он уже и забыл, каково это – чувствовать себя настолько живым, смирившись с тем, что теперь им должен руководствовать один долг.
Он выполнял то, что от него требовалось: женился, когда пришлось, заботился о дочери, когда та появилась на свет. И никогда не задумывался, что у него не хватает времени на то, чтобы жить для себя, чтобы делать то, что хочет он сам. Ему казалось, что все в порядке, что его все устраивает, однако теперь понимал, что ему просто не с чем было сравнивать. Все могло бы быть совершенно по-другому.
Но он не мог представить то, чего ему бы так хотелось. Слухи в поселении расходятся быстро, да и что это за жизнь, если ему придется все время скрываться? Он ценил возможность быть собой, быть честным с окружающими, а необходимость врать в лицо жене и, возможно, дочери выводила его из колеи. Так не должно быть. И даже если он не питал любви к Астрид, он не мог так просто унизить ее интрижкой на стороне. Это неправильно.
Ощущал он скорее даже не страх разоблачение, это было больше отвращение к себе. Он одновременно и не понимал, как посмел переспать с кем-то на стороне, и знал, что все не могло закончиться иначе. За столько короткий срок Райнер сумел как-то пробраться к нему под кожу, запасть в душу. Отстраняться от него будет очень больно.
Он почувствовал, как сзади к нему прижался лисенок, осторожно обхватывая руками.
- Это ошибка, - хрипло сказал он, пряча лицо в ладони, - Нам не стоило этого делать.

0

38

Он бы ни разу не преуменьшил, если бы сказал, что это была лучшая ночь в его жизни.
Даже Лису, обычно легко разоблачающему любой обман и смотрящему сквозь маски, было нелегко поверить, что Бьорн, такой спокойный и уравновешенный днём, может так преобразиться в постели.
Его тело не болело так сильно даже после того случая, когда маленький лисёнок зашёл в чужой район, и повстречавшиеся ему на пути ребята постарше и посильнее не объяснили, почему на чужой территории появляться нельзя. Мысль о том, что придётся вставать на следующий день и идти на работу, заставляла Райнера поморщиться и начать обдумывать уважительные причины своего прогула. И ладно – содранная об стену спина или синяки на шее и всём теле он слишком сильных объятий, слишком страстных поцелуев. В мастерской целый день проходил на ногах, а Торсен не был уверен, что сможет сделать нормально хотя бы шаг.
И всё же, несмотря на все неудобства, он чувствовал себя совершенно счастливым. Положив голову на грудь Бьорна, он слушал мерное биение его сердца, вдыхал пряный, пьянящий аромат его кожи, солёной от пота. Стоило ему прикрыть глаза, как перед внутренним взором появлялись безумные подробности прошлой ночи, и парень улыбался, думая о том, что совершенно не против повторить.
Всё это походило на удивительный и нереальный сон, и, просыпаясь, Райнер только крепче прижимался к единственному источнику тепла рядом с собой, словно боялся, что Бьорн вот-вот исчезнет и оставит его одного. Это было бы слишком жестоко – бросать его сейчас, когда Лис настолько сильно нуждался в нём.
Потому, когда шаман сел на кровати, Райнер сразу же проснулся, мгновенно продрогнув из-за отсутствия Торвальдсена под боком. Он тихонько лежал, молча смотря на спину своего любовника и гадая, что сейчас вертится в его голове. Сожаление? Но ведь им обоим понравилось, и если Бьорн боялся осуждения со стороны членов общины, ему не нужно было опасаться – Райнер умел хранить тайны, как свои, так и чужие.
Или было что-то ещё?
Кое-как приподнявшись, потому что болело практически всё, он осторожно обнял мужчину со спины, прижимаясь к нему и наслаждаясь его теплом, по которому даже за эти пару минут успел жутко соскучиться. И парень почти не удивился, когда Бьорн назвал всё ошибкой. Наверное, для него, такого правильного и почти святого, так и было. Но ведь они не сделали ничего дурного, и всё, что произошло в этом доме, останется в нём.
Райнер не думал о том, что Бьорн переживает из-за пола своего любовника. Прошлой ночью он наглядно доказал, что знает, каково это – спать с мужчиной. Может быть, потом Торсен и спросит у него, откуда у шамана такие познания. Бурная молодость?
Лис улыбнулся и мягко поцеловал мужчину в плечо.
- Ошибка? Я так не считаю. Это было восхитительно. И нам обоим понравилось. Знаешь, я не представляю, как тебе удаётся сдерживаться? Ты всегда такой спокойный, но сегодня…
Он улыбнулся шире, вспоминая, с каким нетерпением и страстью Бьорн трахал его. Каким властным и жёстким он был, совершенно не похожим на себя при свете дня. Может быть, именно это сейчас и гложило его? Бьорн никогда не был таким, и сейчас мог испугаться своего второго «я», которому Райнер помог раскрыться.
Однако правда оказалась неожиданной и болезненной, разбивая в пыль построенные воздушные замки в голове лисёнка.
Парень даже не заметил, сам он отстранился, или Бьорн убрал его руки, не желая, чтобы Райнер и дальше прикасался к нему. Он непонимающе смотрел на мужчину, ожидая, что тот улыбнётся и скажет, что это просто шутка. Женат? Но ведь они были знакомы несколько недель, и Бьорн ни разу не упомянул о жене. И Райнер ни разу не заметил на его пальце кольца, пусть и на руки Торвальдсена он смотрел не так часто. Но как такое можно было утаить? И, главное, почему именно сейчас?
- Оу… - только и смог выдавить он, подтягивая одеяло к себе, - это… это многое объясняет, - парень провёл рукой по взлохмаченным волосам. - Всё… всё в порядке.
Он криво улыбнулся и пожал плечами, загоняя как можно глубже своё разочарование и боль. Подумаешь, переспали по пьяни, с лучшими друзьями такое бывает. Райнер ведь первым полез к нему, первым почти признался, а Бьорн просто согласился на то, что он предложил. Вот только ощущал себя парень так, словно снова наткнулся на разъярённого медведя, и тот исполосовал ему когтями всю грудь, через непрочную защиту рёбер добираясь до сердца и разрывая его.
Хотя, в какой-то степени Торсен даже чувствовал едва уловимое удовлетворение – Бьорн не был святым. Он был обычным человеком со своими слабостями и пороками. И Райнер с его любовью ко лжи и всему, что плохо лежит, был не таким уж плохим на его фоне.
Он ничего не говорил, разглядывая складки на одеяле и слушая, как Бьорн собирает свои вещи, как одевается, чтобы уйти к своей семье и оставить Райнера одного. Как же всё-таки хорошо, что он, следуя старой привычке, не признался ему. Так им обоим было проще – Бьорн не будет мучиться угрызениями совести. А Райнер сможет убедить себя, что это был просто секс, пусть сейчас в это было чертовски трудно поверить.

+1

39

Он не смог оглянуться на него и посмотреть Райнеру в глаза, чувствуя себя так отвратительно как никогда еще. Подавшись чувствам, он наломал столько дров, что теперь понятия не имел, как это разгребать: он изменил жене, дал лису ложную надежду. Он не мог быть с ним, даже если хотелось, но наплевал на все и занялся с ним сексом, пойдя на поводу у эмоций. Привыкнув их сдерживать, он всегда контролировал себя, даже не задумываясь о том, что чем дольше он прячет все внутри, тем сильнее потом будет вспышка.
Просто Райнер… Он не знал, почему так, но было в лисенке что-то такое, что притягивало, что заставляло его желать быть рядом, прикасаться к нему. Что бы он себе ни говорил сейчас, как бы ни винил за свершенное, он не мог отрицать, что ему понравилось. Равно как и признать это вслух – зачем обнадеживать Торсена еще сильнее?
Но что ему теперь делать? Дома его ждала Астрид, однако чувство вины не давало ему просто так вернуться – смотреть ей в глаза было так же сложно, как и Райнеру. Однако и здесь он оставаться не мог, одновременно боясь того, что может случиться наедине с ним, и стыдясь этого. Он все еще верил, что его поступок был неправильным.
Райнер попытался переубедить, ласково приобнимая его, но от прикосновения стало неуютно, и он чуть повел плечами. Лисенок руки не убрал, еще и поцеловав его в плечо – как будто ему и без того не было плохо. Хотелось попросить Райнера не быть таким хорошим, не вспоминать эту ночь таким довольным голосом. Ему казалось, что лисенок звучит по-настоящему счастливым, и от этого было еще хуже. Ему придется разочаровать его, уйдя.
- Хватит, - прервал он его, покачав головой и отняв руки от лица, - Все не так…
Он вдруг осознал, что никогда не говорил про Астрид или Беату при Райнере. Странно получилось, но семья просто вылетало из головы, когда он был с ним, как будто мысли о нем заполняли все его сознание. Лисенок был шумным, занимал много места, постоянно перетягивал внимание на себя – когда ему было думать о нелюбимой жене. Он и кольцо не носил, вечно забывая его надеть после работы, толком не помня, когда он видел его в последний раз. Может, даже потерял.
И Райнер понятия не имел, что переспал с женатым мужчиной, и неважно, насколько номинальным был брак. Он женат, у него есть дочь, он не может разочаровать ее, разрушив их семью. А измена – ее сложно объяснить, Астрид не поймет и не примет, поэтому и знать не должна. Умалчивать что-то настолько крупное претило ему, он знал, что совесть будет все время грызть его, навязывая воспоминания, о которых он хотел бы забыть. Он не представлял, как он будет выдерживать проницательный взгляд жены.
- Райнер, я женат, - сказал он, все же оглянувшись на лисенка, - У нас ничего не выйдет. И это действительно ошибка. Нам не стоит…
Он не договорил, видя, как Торсен отстранился, сразу помрачнев. Он ненавидел себя за то, как погас его взгляд. Конечно, Райнер пытался скрыть свое разочарование, боль, однако он уже достаточно хорошо его знал, чтобы рассмотреть истину. Желание обнять его было почти что потребностью, но он не стал, боясь, что сделает только хуже. Бедный лисенок, он точно так же не заслужил такого отношения, как и Астрид. Бьорн чувствовал себя последним мудаком.
Это ведь даже была не любовь – скорее сильная симпатия, распаленная единожды до состояния страсти. Он сделал больно дорогому человеку только из своей дурацкой прихоти, но и исправлять что-либо было уже поздно. Лучше ему уйти.
Он поднялся с кровати, начав собирать вещи, чувствуя себя при этом неловко и мерзко. Райнер молча теребил складки одеяла, даже не глядя на него, Бьорн старался не смотреть на него в ответ, бросая взгляды лишь украдкой. Надо было что-то сказать, как-то сгладить ситуации, а не оставлять лисенка наедине с его тараканами. Потому что виноват в ситуации только Торвальдсен, он не сдержался, не смог совладать со своими желаниями и причинил вред. И Райнер выглядел так расстроенно, что мысленно он несколько раз уже проклял себя.
Он сбежал из этого дома, словно там начался пожар, так ничего и не сказав Райнеру. Воздух приятно холодил щеки, но в себя он так и не пришел, все еще чувствуя себя отвратно. Домой идти не хотелось, чтобы хоть немного оттянуть встречу с Астрид, однако на улице оставаться было нельзя, слишком холодно ночью. Можно было пойти к друзьям и переночевать там, но тогда могут  начаться вопросы – хотя скорее всего он просто параноит.
Лучше все же побыть одному, ему стоит немного прочистить голову. Он пошел по направлению к лесу, намереваясь эту ночь провести в медвежьей шкуре.

+1

40

Наверное, не стоило удивляться, что так получилось. Говорят: "Везёт в картах - не везёт в любви"? Так вот в покер Лис играл превосходно. А вот в отношениях, да, не везло. Или это его судьба - всегда всё портить, влюбляться не в тех и осложнять себе и остальным людям жизнь?
Он не смотрел на Бьорна, когда тот поднялся с кровати, когда молчал начал собирать раскиданные по дому вещи и одеваться. Как он назвал прошлую ночь? Ошибкой? Райнер так не считал. Им обоим понравилось, Бьорну был необходим этот всплеск, и Райнер до сих пор поражался тем изменениям, которым он стал свидетелем. Ошибкой были ложь и доверие. Он был настолько слеп, что за несколько недель умудрился не заметить очевидного, не задуматься о том, что Бьорн никогда не звал его в гости, а всегда приходил сам, что он не говорил о семье, а в основном об общине или пытался выудить что-то о Райнере. Это не Бьорн начал всё это, когда влюбился в друга, а затем соблазнил его. Он просто поддался, не устояв перед лисьим обаянием.
Стал бы Райнер вести себя иначе, зная о жене? По правде говоря, он не знал. В подобной ситуации он ещё никогда не был, и ощущения, мягко говоря, ему не нравились. Словно его растоптали и выбросили на помойку, когда он с чего-то посчитал, что может довериться этому человеку. И ничему-то жизнь его не учит.
Входная дверь хлопнула, и Лис шумно вздохнул, со всхлипом втягивая носом воздух. Было чертовски больно и гадко. И чем он заслужил такое? Ведь он не такой плохой человек... наверное. Во всяком случае, он не сделал Бьорну ничего плохого. Уж лучше бы шаман снова разодрал его в облике медведя, чем так поступил. Душевная боль была больнее.
Повалившись обратно на кровать, Райнер закрыл глаза, надеясь как можно скорее уснуть, а утром понять, что это всё было дурацким сном, проснуться вместе с Бьорном и вместе с ним посмеяться над глупостями, которые только могут взбрести в его голову. Ведь это Бьорн. Он не умеет лгать, уж Торсен-то в этом разбирается. И он не лгал, называя всё ошибкой... Что именно? Эту ночь? Или самого Лиса, ворвавшегося в его жизнь?
Он спал неспокойно и на утро чувствовал себя уставшим. Поднявшись с постели, парень чувствовал себя ужасно, и дело было не только в настроении. Тело адски болело, не говоря уже о заднице, которую словно начинили перцем, и Райнер сильно хромал, придерживаясь за стены, чтобы не упасть.
Он кое-как прошёл на кухню, где валяющаяся на полу пустая бутылку и покорёженный от жестокого обращения стол ярко напомнили ему о подробностях, которые Райнер предпочёл бы сейчас не вспоминать. Он допил жалкие остатки наливки, которая ещё оставалась на дне, и подошёл к зеркалу, ужасаясь тому, что увидел там. Парень словно стал жертвой жестокого изнасилования или избиения. Тело покрывали круги синяков, повторяющих контуры ладоней Бьорна, шея же вообще была полностью синей, будто Райнера долго и настойчиво душили. Довершал картину потухший взгляд.
"Да брось, будто тебя первый раз поимели".
Положив ладонь на шею, он призвал магию, понимая, что такие следы не удастся скрыть даже под кофтой с высоким воротом. Лечить Райнер особо не умел, а уж на себе магия давалась ещё сложнее, но за полчаса он разобрался хотя бы с синяками на шее. К остальным парень не притрагивался, посчитав, что они не принесут ему особого дискомфорта и смогут рассосаться со временем сами.
А вот на многострадальную задницу его сил не хватило. Райнер добился лишь того, чтобы сильная боль ушла, хотя продолжал прихрамывать при ходьбе и избегать резкого приземления на стул. Такую походку вполне можно было объяснить коллегам по мастерской неудачным падением на копчик. Это Райнер тоже продумал - свою легенду, которая бы не навредила ни одному из них. И надеялся, что у Бьорна хватит ума не идти к жене с повинной, как он сделал, когда едва не убил Торсена. Хотя, измена - это не случайное убийство, о таком даже шаман трепаться не станет.
Наводя порядки в доме, парень думал о том, что Торвальдсен оказался не таким идеальным, как он его считал. Это делало Бьорна более приземлённым, более близким к Лису. И всё же даже сейчас Райнер любил его и хотел быть рядом. Видеть, веселить своими рассказами, вытаскивать в бар или вместе напиваться у него дома. Гулять по лесу, постепенно приучая лиса к медведю. Он привязался к нему и не мог одним махом всё перечеркнуть. Может, то, что они сделали, и было ошибкой, но не их дружба, общение. Пока Райнер не полез со своими дурацкими чувствами, всё вообще было замечательно. А почему Бьорн не сказал о жене? Проще было спросить у него самого.
Вот если он окончательно захочет всё разорвать и будет избегать Лиса, тогда стоит подумать о переезде в другое селение или обратно в город. Но Райнер не мог просто уйти и не попытаться разобраться.
На следующий день он "скормил" своим знакомым байку о том, как неудачно упал с крыльца на задницу, и как весь выходной отлёживался, пытаясь подлечиться. О том, что с магией шаманов лисёнок знаком плохо, они же знали, но от предложения помочь Райнер отказался. Всё же задницу он постепенно и сам вылечит, не такая уж это большая травма.
Он возвращался с работы, когда возле магазина встретил девушку, пытающуюся поднять тяжёлую сумку и одновременно с тем не выпустить из руки ладошку дочери, которая так и норовила куда-то убежать.
- Вам помочь? - оказавшись рядом, он взял пакет и, прихрамывая, сделал пару шагов, вопросительно смотря на девушку - в каком направлении идти? Она же выразительно посмотрела на него, и парень широко улыбнулся. - О, не волнуйтесь, всего лишь неудачно упал. Мне не составит труда донести.
Прищурив глаза и словно просканировав его, девушка всё же сдалась и, половчее перехватив маленькую ладошку, показала ему на одну из улиц.
- Спасибо. Беата так и норовит убежать, а с этой сумкой я её не догоню. Мой муж ещё на работе, и если мы будем тут играть в салки, то точно не успеем к его приходу.
Девочка скорчила рожицу, шагая рядом с матерью, и Райнер невольно снова улыбнулся. Она чем-то напоминала его - такая же неугомонная, любопытная и беззаботная.
- Я знаю здесь всех, - девушка снова внимательно посмотрела на Лиса, - и вы недавно приехали, верно?
- Да, примерно недели три назад. Кстати, я Райнер, - парень протянул ей свободную руку.
- Райнер? - странно, но она словно узнала его, хотя Торсен был уверен, что они никогда не пересекались прежде. - Бьорн рассказывал о вас!
Парень едва не упал, споткнувшись на ровном месте. "Бьорн?! Где же я так нагрешил-то?" Похоже, шаман "забыл" сказать ему не только о наличии красавицы-жены, но ещё и дочери. Замечательно. Теперь Райнер чувствовал себя полным ублюдком, который мог разрушить крепкую и счастливую семью.
- И про вас эм-м-м...
- Астрид, - она пожала его руку и остановилась возле одного из домов.
- Точно! Вот крутилось же в голове, и совершенно вылетело! - Райнер протянул ей пакет, и девушка покачала головой.
- Заходите, Бьорн как раз скоро вернётся с работы. И отказ не принимается.
Она пошла в дом, уверенная, что гость последует за ней, и парню ничего не оставалось, как подчиниться. Не оставлять же пакет в сугробе, верно? Да и ему, что ни говори, хотелось увидеть, в каких условиях живёт Бьорн.
Увиденное его разочаровало - в идеальных. Чистый, уютный дом, красивая и добрая жена, малышка дочь, которая тут же утянула Райнера в какую-то игру, пока её мама распаковывала покупки и ставила чайник. Она оторвала их от рисования, когда дымящийся горячий напиток уже был разлит по чашкам, а на плите шкворчало в сковороде что-то вкусное к ужину. Астрид то и дело помешивала соус и поглядывала на часы.
- Бьорн! - она выглянула в коридор, когда входная дверь хлопнула, и по ногам прошёлся холодок, принесённый с улицы. - А у нас в гостях твой друг. Он хотел уйти, но я подумала, что мы можем все вместе поужинать. Заодно и познакомимся получше.

+1

41

В животном облике все было просто. Достаточно было всего лишь следовать инстинктам, и можно было не задумываться над тем, что случилось. Это помогало, медведю человеческие воспоминания были ни к чему, и на какое-то время ему удалось найти покой, просто выполняя знакомые рутинные действия. Однако вечно длиться это не могло, и с рассветом ему пришлось стать человеком, возвращаясь к тому, во что теперь превратилась его жизнь: одна сплошная ложь.
Стоило только ступить на землю ногами, а не лапами, как он больше не мог прятаться и делать вид, что в нем нет никакой человеческой составляющей, которой были присущи эти дикие для зверя сложности. Легче не становилось, он все еще ощущал ужасную вину – и за то, что изменил жене, и за то, что дал какую-то надежду Райнеру и тут же отнял ее. Черт его вообще дернул ответить на тот поцелуй?
Но как же это было горячо, каким отзывчивым был Райнер, почти что плавясь в его руках. И сколько он подарил ему – эту ночь он забудет еще нескоро, несмотря на то, что это стоило сделать, прежде чем вернуться домой, к жене. Как он теперь вообще будет смотреть ей в глаза? Зная, как он поступил с ней, что неверностью фактически унизил ее. А еще – что не сумеет долго держать язык за зубами.
Он знал, что для всех будет лучше, сохрани он произошедшее в тайне, но укрывательство, даже ложь – он никогда этого не признавал, предпочитая честность. Тем более сложно было бы врать в лицо жене, женщине, которая если и была нелюбимой, но достаточно дорогой, чтобы он ценил ее доверие. Однако рассказать честно и увидеть, как его ошибки причиняют ей боль и рушат его семью, было точно так же сложно, как и замалчивать.
К тому же был еще и Райнер. Слухи в маленьком городке разойдутся быстро, и едва ли такие новости настроят жителей относиться к Торсену хорошо. Лисенок мог пострадать еще раз, и никто не должен был знать, хотя бы ради его сохранности. В том, что сам Райнер будет молчать, он даже не сомневался.
Список за и против получился не слишком-то большим, однако ответ был очевиден – ему придется хранить тайну, как бы сильно ему это ни претило. Он поморщился, добавляя еще один грешок висеть на душе, но единожды что-то решив, он старался придерживаться этого, идя до конца. Вот уж что он никогда не думал – что будет вот так выгораживать себя ложью жене и еще черт знает кому.
После того, как он определился с тем, как будет себя вести, стало немного легче, но настроение все равно было бы паршивым. Пожалуй, он бы даже предпочел признаться, но это была не только его тайна, и втягивать Райнера в то, что закономерно случилось бы после такого признания, он не хотел. Лисенок и без того достаточно уже пострадал из-за него, поэтому груз вины так и остался камнем висеть на его душе, невысказанный и тщательно покрытый слоем лжи.
Он умел врать, пусть и делал это очень редко. Но у него никогда не получалось скрывать свое настроение – по нему сразу было видно, что что-то его беспокоит. Четверо за рабочий день подошли и поинтересовались, почему он такой хмурый, и ему оставалось лишь отвечать, что он перепил ночью, а сейчас мучается с похмельем. В какой-то мере это даже было верно – пьяным он вчера точно был.
Задержаться на работе не получилось, и домой его отправили вовремя, аргументируя наличием жены и дочери. Говорить о том, что из-за них он как раз и не стремится вернуться, он не стал, привыкая к мысли, что ночью он не втрахивал Райнера в стену, а просто выпивал с ним и не заметил, как заснул. Только настойка и ничего больше – это он твердил себе весь путь домой.
И тут же все забыл, как вошел, когда к нему бросилась Беата с радостным визгом, заслышав, как в замке поворачивается ключ. Он тут же подхватил дочь на руки, и в этот момент он четко понимал, что не имеет права проговориться. Реакцию Астрид было сложно предсказать, но в любом случае это обернется как минимум ссорой, а Беате нужна семья – нормальная, счастливая семья. Он бы нашел в себе силы сделать больно жене, но только не дочери.
- Привет, милая, - улыбнувшись ей в ответ, сказал он, - Ты хорошо себя сегодня вела? Слушалась маму?
Девочка тут же закивала, но явно лукавила, хотя он ее ругать не стал, даже когда в дверном проеме показалась Астрид и припомнила сегодняшние шалости дочери. Беата показала матери язык, ничуть не расстроившись, зная, что никакого наказания не будет, и когда он опустил ее на пол, тут же ускакала куда-то в гостиную.
- Друг? Это с каким же моим другом тебе еще надо знакомиться? – удивился он, раздеваясь, - Ты вроде всех знаешь.
Он прошел следом за дочерью, обнаруживая Райнера на ковре вместе с Беатой в компании раскрасок и карандашей. Сердце будто удар пропустило.
- Милая, иди помоги маме на кухне.
Девочка послушно отправилась помогать, оставляя их наедине, и Бьорн, проводив ее взглядом и прикрыв дверь, повернулся к Торсену.
- Ты что, совсем спятил?! – яростно зашептал он – не дай боже жена услышит, - Какого черта ты здесь делаешь?
Он собирался забыть все случившееся как дурной сон, собирался напомнить себе, ради чего он старается скрыть правду и идет против своей совести,  и провести вечер с семьей, однако Райнер оказался здесь, и он выглядел так, будто имел все основания здесь находиться. Будто не с ним изменяли хозяйке дома. Теперь Бьорн задумался – а есть у лиса вообще совесть?
- Тебе здесь не место. Найди причину и уходи.
Ему с трудом верилось, что Торсен не преследует каких-то своих личных мотивов, просто зайдя к ним на ужин, и ничего не замышляет. Он не очень хорошо представлял, в каких чувствах оставил его ночью, но меньше всего на свете он хотел, чтобы его обида и злость как-то отразились на его семье. Это стоило оставить только между ними двумя, не перенося на остальных.
Он выжидающе глянул на Райнера, однако когда Астрид открыла бедром дверь гостиной, занося блюдо с едой – видимо в честь прихода гостей решила накрыть в гостиной – а следом шла Беата с кипой тарелок и вилок, лис только хитро усмехнулся, не торопясь рассыпаться в извинениях о том, почему он не может поужинать с ними. Бьорн ответил ему злым взглядом, но продолжать разговор при жене он не мог, а если он грубо выставит гостя, это вызовет подозрения.
Ему ничего не оставалось, кроме как сесть за стол и приготовиться врать.

+1

42

Райнер с улыбкой наблюдал за Беатой, увлеченно рассказывающей об их с матерью прогулке, и что эту раскраску ей подарил папа, когда ездил в город, и вчера у неё начал расшатываться второй молочный зуб. Замечал, как сильно внешне девочка похожа на Бьорна, и просто удивительно, что Лис не понял этого ещё возле магазина, когда предложил свою помощь. Наверное, тогда он бы ни за что не пришёл сюда – не хватило смелости и духу.
Это была не его жизнь, ему было не место в этой гостиной, в этой семье, которую он мог разрушить своим глупым увлечением. Жизнь Бьорна была идеальной – красавица жена, шалунья дочка, которая тут же подскочила на ноги, не закончив рисунок, когда услышала хлопок входной двери.
Парень тихо вздохнул и прикрыл глаза, призывая себя успокоиться. Он не знал реакцию Бьорна не его визит. Может, после вчерашней наливки мужчина даже ничего не вспомнит? Или они вместе будут делать вид, что ничего не произошло? Они ведь друзья, верно? И Райнер должен убедиться, что этот парадоксально честный человек не разрушит всё, признавшись жене об измене. Лучше от этого никому не станет, а Беата не могла остаться без своего отца.
Возможно, он ошибался, думая, что им удастся это замять и сохранить свою дружбу. Бьорн выглядел так, словно хотел сбежать из собственного дома, когда, войдя в комнату, увидел незваного гостя. Или же ему хотелось схватить Лиса за шиворот и вышвырнуть за дверь, навсегда вычёркивая эту рыжую ошибку из своей безупречной жизни.
И в чём Райнер так провинился? Он ведь даже почти не лгал Бьорну, а тут выяснилось, что лгали ему. И он же в конце концов виноват за то, что совратил женатого мужчину. Но почему этот мужчина не сказал ему?
Парень улыбнулся, провожая взглядом Беату, выбежавшую из комнаты, и медленно поднялся, придерживаясь за спинку кресла – садиться и вставать всё ещё было больно.
- Твоя жена пригласила меня, я пытался отказаться, - он сделал шаг назад, поднимая руки, словно собирался сдаться, и показывая, что он тут не при чём. Это всё обстоятельства, а парень им просто подчинился.
Реакция Бьорна болезненно била по его самолюбию, но Райнер продолжал улыбаться, словно не видел ничего плохого в том, чтобы прийти в дом к своему любовнику. Он ведь не собирается уводить шамана из семьи, и им нужно поговорить, расставить все точки после того, что произошло. Райнер не хотел терять Бьорна, терять общение с ним.
А вот мужчина, кажется, был иного мнения.
- Почему ты выгоняешь меня?
Лис не понимал. Ведь они неплохо общались, и у Бьорна не было причин так возненавидеть его. Во вчерашнем виноват не только Райнер, он ведь не знал. Другое дело, если бы парень был в курсе, но всё равно залез к мужчине на колени.
Не сказать, что он бы действительно не сделал этого. Но тогда лисёнок бы целиком признавал свою вину. А сейчас он смотрел на любимого человека и не понимал, чем заслужил такое отношение к себе.
Шаман выжидающе посмотрел на него, когда Астрид вошла с едой в гостиную, и Райнер вновь сделал вид, что в том, что он находится здесь, нет ничего удивительного. Они ведь друзья, и это нормально – когда друзья ужинают друг у друга. Он чувствовал на себе злой взгляд Бьорна, и едва сдерживался, чтобы не поёжиться и не втянуть голову в плечи. Неужели мужчина боится, что Лис как-то навредит его репутации? Что выдаст их тайну при его дочери? Кем он вообще Райнера считает?
И он не сделал ничего, что бы провоцировало Бьорна в глазах его семьи. Судя по всему, Астрид была в курсе обстоятельств их с её мужем знакомства, и больше спрашивала о самом Райнере, его прошлом, и Лис отвечал, порой немного привирая или умалчивая правду, о которой не хотел говорить. Для всех он просто сирота, который толком не помнит своих родителей, потому что с шести лет жил в приюте. Когда его выпустили полгода назад, несколько месяцев жил и подрабатывал в городе, а потом понял, что его неумолимо тянет в лес, и переехал сюда. Райнер рассказал и о том, как Бьорн помогал ему, ни словом не упомянув прошлую ночь. И продолжал не понимать, почему мужчина нервно поглядывает на него. Он что-то сделал или сказал не так?
Парень всё-таки довольно быстро засобирался домой, не отказавшись, впрочем, от булочек Астрид, которые она положила ему с собой, зная, что Торсен живёт один, и вышел на улицу.
«Кажется, тебе здесь не рады, парень».
Он оглянулся на закрытую дверь и, прихрамывая, отправился домой. Его не оставляло чувство, что, будь воля Бьорна, он бы придушил Лиса голыми руками.
Было хреново, пусть и не так сильно, как после признания мужчины или утром, когда все синяки на теле начали болеть, а любой шаг казался пыткой, и Райнер то и дело натыкался в доме на свидетельства бурной ночи. Раздевшись, Лис присел перед печкой, которая за день успела остыть, и, закинув несколько дров, поджёг их и поднёс замёрзшие за недолгую прогулку ладони к огню.
Он ошибался, придя в тот дом. Райнер не знал, что раньше о нём думал Бьорн, но сейчас присутствие лисёнка в его жизни было ошибкой, он сам довольно прозрачно намекнул на это. Ему не место рядом с той идиллией, в которой Торвальдсен жил, рядом с ним самим. Надежда на то, что удастся всё уладить, медленно гасла. Райнер не нужен Бьорну так, как он нужен Лису, Райнер вообще никому не нужен.
Входная дверь хлопнула, и парень вздрогнул, поворачиваясь к гостю. Сердце пропустило удар, чутьё подсказывало ему, что ничего хорошего Бьорн не скажет.
- Слушай, я никому не расскажу. И ты, надеюсь, тоже, - закрыв заслонку на печи, Торсен поднялся и повернулся к мужчине, не спеша подходить к нему. – Я просто подумал, что… ну, мы можем общаться как раньше, - нервно теребя в руках коробок спичек, парень неуверенно улыбнулся. – У тебя замечательная семья. И мы с Беатой подружились.
Наивный глупый лис. И всё же он надеялся, что Бьорн не оттолкнёт его навсегда.

+1

43

Зачем Райнер пришел сюда?
Он смотрел на него и не понимал, что вообще могло бы привести Торсена в его дом. Приглашение Астрид – полная чушь, Бьорн прекрасно понимал, что при желании Райнер мог отболтаться и даже порог не перешагивать. Но вот он здесь, стоит перед ним, держа в руках карандаши Беаты, и отчего улыбается. Что вообще в этой ситуации было веселого или радостного?
Честно говоря, ему самому на ум приходила только одна причина – он слишком сильно задел Райнера, наговорив ему совсем не того, и теперь тот попросту хотел сделать больно в ответ. Никто не приходит к семье своего любовника на следующий же день после секса просто так, познакомиться. Ему с трудом верилось, что лисенок мог затаить на него зло, он всегда был милым и отзывчивым, однако Бьорн знал, что обидел его. А обида может сотворить страшные вещи с человеком.
Он понятия не имел, чего ожидать, и потому он боялся. Боялся, что спокойная жизнь с Астрид окажется под угрозой, боялся, что Беата потеряет ощущение счастливой любящей семьи. А еще – что он непоправимо испортил все с Райнером, не удержав член в штанах. Лисенок привязался к нему, столько дней старался заслужить его внимание и практически получил желаемое, только чтобы тут же его лишиться. Он поступил с ним плохо и низко, не сумев вовремя взять себя в руки, и он знал, что виноват перед ним.
Однако сейчас он мог только злиться, опасаясь за сохранность своей тайны, которая испортила бы все будущее для Беаты.
- Брось, мы оба знаем, что если бы ты хотел отказаться, ты бы нашел оправдание. Не прикрывайся обстоятельствами.
Но никакого более дельного ответа он не добился и почему-то лишь сильнее уверился в том, что Райнер что-то задумал. Лисья ухмылка, которая раньше вызывала улыбку напоминанием о животной ипостаси Торсена, теперь скорее стала причиной подозрений, хотя по большей части в Бьорне говорили его собственный опасения.
Он никогда не сталкивался с такой ситуацией, но в любом случае полагал, что любовник со стороны в доме, общающийся с дочерью и законной женой – это неправильно. Мир, в котором существовала его семья, и мир, где Райнер был рядом, не должны были пересекаться: слишком разные чувства у него вызывало разное окружение, и разные желания, некоторые из которых привели бы к новой ошибке.
Однако Райнер с таким недоумение смотрел на него, действительно не понимая, почему он выгоняет его, что ему почти что стало стыдно и за эти свои слова. Потому что он и сам не до конца понимал – неужели он так боится раскрытия тайны? Но это ведь Райнер, он знает его, он может быть в нем уверен. Он не проболтается и не станет вредить Бьорну намерено – он пытался себя в этом убедить, однако получалось не слишком хорошо. То, что сейчас было на сердце у Райнера, для него было закрытой книги. А он действительно причинил ему боль.
- Потому что не знаю, чего ожидать от тебя сейчас.
Он хотя бы попытался ответить честно. Райнер, кажется, выглядел оскорбленным, но его это не убедило – он уже знал, что эмоции тот тоже изображает хорошо. Присаживаясь за стол, пока Астрид расставляла блюда с едой, он напряженно поглядывал на Торсена, однако тот за весь ужин так и не выкинул ничего из ряда вон выходящего. Он просто болтал о своем прошлого, аккуратно обходя все общие углы, как делал то и с самим Бьорном: теперь, когда он слушал со стороны и готов был услышать пакость, сознание цеплялось к некоторым словам, заставляя сомневаться в правдивости и полноте рассказа. Но это было его дело – что-то скрывать – Бьорн только рад был, что Райнер умеет это делать.
Хотя, честно говоря, у него самого язык чесался признаться. Облегчить уже совесть, заткнуть ее постоянный вредный голосочек, вещающий, что он полностью облажался. Но ни Астрид, ни Райнеру не нужно было, чтобы правда всплыла, ни тем более маленькой Беате, которая блаженно уплетала пирожки, отделавшись от нормальной еды. Бьорн, смягчившись, чуть улыбнулся, взглянув на дочь. Она была самым ценным, что у него есть, и он ни за что не позволил бы причинить ей боль. Тем более он сам не хотел стать причиной ее расстройства.
В конце концов, Райнер все же ушел, просто поужинав вместе с ними, так и не подняв опасную тему. Бьорн задумчиво смотрел на закрытую дверь, чувствуя себя сейчас еще хуже, чем когда он сам уходил от Торсена утром. И даже если Астрид ничего не заметила, для него все прошло на плохой ноте, и сейчас что-то внутри требовало попытаться все исправить. Они ведь нравились друг другу до всей этой истории, почему бы не вернуться к тому, с чего они начинали?
Он сказал жене, что хочет немного побыть в животной ипостаси, пошататься по лесу, проветриться, и он не обращал внимания на ее недовольство от того, что он не ночует дома уже второй раз подряд. Райнера он догнать не сумел, придя к дому, когда там уже горел свет в окнах, и он немного помялся на пороге, не решаясь зайти. Что он ему скажет? Что сделает? Он боялся и того, что снова не сдержится, потому что в памяти были еще свежи образы предыдущей ночи. Райнер в постели его больше чем просто устраивал, и он опасался, что не сумеет соблюсти запрет. Но оставить все, как есть, было бы еще хуже.
Решившись, он отворил дверь.
Лисенок стоял там, рядом с камином, грея руки, и отчего он казался ему жутко хрупким. Одно неправильное слово, прикосновение – и он сломается, и Бьорн уже не сумеет его починить. Он больше не злился: здесь они были наедине, здесь не было тайн, да и он устал за день, мысленно все время прикидывая, что будет, если правда раскроется. Это выматывало, и у него попросту не осталось сил на яркие эмоции. Только ровная, какая-то пустая грусть.
- Зачем ты приходил? – он повторил вопрос, теперь уже тише, без злости, и он хотел получить именно ответ, а не пустую отговорку, - Тебе не следует бывать в моем доме.
Потому что весь его вид неизбежно напоминал о том, каким он был во время секса, а представлять что-то подобное в доме, где он живет с женой, было слишком непосильной задачей для его совести. Лучше не накидывать лишний груз.

0

44

Он ошибался. Когда подумал, что новая жизнь на новом месте окажется лучше прежней. Когда доверялся другому человеку, наивно полагая, что Бьорну нужно то, что Райнер мог ему предложить. Что он имеет право на свой кусочек счастья, пусть его и придётся скрывать от остальных. Райнеру было не привыкать, он редко показывал свои истинные чувства, ещё реже признавался в них.
И ничему жизнь тебя не учит, маленький лис. Всё такой же наивный ребёнок, верящий в идеальных людей.
И всё же он любил Бьорна и не мог его потерять. Прокручивая в голове его слова, его взгляд, наполненный скрытым страхом из-за того, что порочная тайна может вылезти наружу, Райнер начинал понимать его и продолжал любить. Как и понимал, что не сможет увести его из семьи, не посмеет. Бьорн был счастлив с ними, безумно любил свою дочь, уважал жену. Он не променяет всё это на шебутного лиса, и это Райнер тоже понимал.
И в то же время помнил, каким другим Бьорн был с ним этой ночью, как он нуждался в этой вспышки животной ярости и желания, каким счастливым, страстным был, сжимая парня в своих объятиях. Все эти синяки были не из желания причинить боль, Бьорн просто не сумел сдержать себя, то пламя, которое тлело в нём, возможно, уже много лет, не имея возможности вырваться наружу.
«Я не знаю, чего ожидать от тебя» - шаман боялся, не видел того, что Торсен ни за что не причинит ему вреда, как бы больно не было от его поступка. Райнер не посмеет разрушить эту семью, разлучить дочь и отца. Но, может, им удастся что-то сохранить, продолжить общение, которое Лис своей выходкой поставил под удар?
Наивный как ребёнок.
Он оглянулся, когда дверь отворилась, впуская в дом уличный холод, который клубами мороза землился по полу и растворялся в тепле комнаты. Райнер поёжился, но не от мороза, а от взгляда Бьорна, от грусти, застывшей в его глазах. Словно Торвальдсен уже всё решил для себя и пришёл, чтобы расставить до конца все точки.
Чтобы сказать Лису убраться из его идеальной жизни, в которой Райнеру было совсем не место.
- Хотел увидеть твою семью, - он не лукавил, не в этот раз, считая, что только сейчас может позволить себе крупицу честности. Ложь Бьорн бы распознал, он и правде то сейчас не верил, полагая, что Райнер может быть опасен.
Прихрамывая, парень сделал пару шагов вперёд, остановившись, когда между ними было ещё приличное расстояние. Он тоже боялся, но не раскрытия их тайны, а поведения Бьорна, его решения. Боялся, что теперь всё кончено наверняка, и лучше Торсену собирать свои вещи и уезжать, пока он не наломал ещё больше дров. Райнер положил коробок спичек на покорёженный стол и с грустью посмотрел на Бьорна.
- Ты ничего не говорил о них, и я хотел узнать, потому не стал отказываться, когда Астрид пригласила меня в гости. Прости, я не хотел поставить тебя в неловкое положение.
И снова маленький шаг, заминка. Райнер невероятно устал за этот день и ночь, тело по-прежнему болело, но переживания и страх за будущее были сильнее.
- Тебе не следует бояться, что я расскажу. Я никогда не сделаю этого, поверь мне, - Лис зябко повёл плечами. – Я не лишу тебя семьи и той идеальной жизни, в которой ты живёшь. Я не знаю, почему ты не говорил мне о них, наверное, на то были свои причины. И я не хочу, чтобы ты ссорился с ними, особенно из-за меня. Я, - Райнер опустил глаза, смотря на свои руки, - я не жалею о том, что между нами было. Со мной ты был другим, - слабая улыбка коснулась его губ, - но с твоей семьёй я соперничать не хочу и не собираюсь, - он вновь поднял взгляд на Бьорна. – Ты сказал, что не знаешь, чего от меня ожидать. Я не причиню тебе зла, и я просто хочу быть рядом, если только ты позволишь. Но если мне не место в твоей жизни, если ты действительно так считаешь, скажи об этом честно.
Забавно, что именно лис просил быть честным с ним.

+1

45

Райнер говорил правду – это он уже научился определять, чувствовал каким-то чутьем, будто ложь имела свой специфический запах. Но названная причина была глупой, безрассудной. Какой толк от того, что лис увидит, как живет Бьорн? Он только сделает и себе, и ему хуже, расковыряв раны, которые и не думали начать заживать, усложнит и без того нелегкую ситуацию.
Торсен подошел к нему, все еще сохраняя приличную дистанцию, и теперь уже Бьорну хотелось сократить расстояние между ними, хотелось прикоснуться, обнять. Он не должен был даже помышлять о таком, зная, что сохранение прежних отношений невозможно, по крайней мере, не в ближайшее время – в памяти постоянно всплывали картины прошлой ночи. Слишком большой соблазн, и один вид Райнера наводил на те мысли, которых не должно было быть в сознании женатого мужчины. Он понимал все это, все время напоминал себе об Астрид и Беате, но почему-то не мог просто развернуться уйти.
Зато сделал шаг навстречу.
Небольшой, Райнер все еще был вне досягаемости, но он пошел к нему, а не от него. Не сумел бросить лисенка, который выглядел так разбито и подавленно, чувствуя свою ответственность за такое его состояние.
- Прости, я не должен был так себя вести дома, - вторил он его извинению, - Просто это было неожиданно, и я не понимал, зачем ты пришел, и я испугался.
Глупо было бояться, что Райнер намеренно причинит ему вред: что бы ни случилось, он знал лисенка, знал, что тот по сути своей безобидный и зла не стал бы держать. Однако в момент, когда он увидел его дома, он думал не о том, какой Торсен замечательный и хороший, он думал о своей собственной шкуре и переживал о своей семье. Наверно, это и было правильно – думать о жене и дочери в первую очередь, просчитывая самый худший вариант, но он все равно чувствовал себя плохо за то, что сначала дал лису надежду, показал ему, что их отношения возможны, а потом прогонял из дома.
Райнер тоже сделал шаг к нему, пусть он был еще меньше, чем тот, что сделал сам Бьорн. Неужели он его боится? Лисенок выглядел таким несчастным, несмело поднимая на него взгляд, извиняясь за то, за что по сути и не должен был, и это только увеличивало и без того огромные чувство вины.
Но что он мог поделать здесь? Поддержание отношений с Райнером, даже дружеских, потребует просто неимоверных усилий воли, и, честно говоря, он сомневался, что способен на такое. В Торсене было то самое, чего не доставало его жене, что заводило его с полуоборота и не оставляло ему никаких шансов остаться в штанах, и несовместимость желаний и возможностей просто сводило его с ума. Он знал, что правильнее будет оборвать все общение, перестать видеться с Райнером, чтобы продолжить спокойную жизнь вместе с семьей, чтобы не думать каждый раз об оправданиях и тоннах лжи, которые ему придется выдумать.
Райнер просил его определиться с тем, чего он хочет, сказать ему, что делать, однако он сам не знал. Попросить его исчезнуть из его жизни было эгоистично и правильно, попросить его остаться было безнравственно и сулило неприятности. И в итоге все сводилось к тому, что для Бьорна было важнее: желания сердца, вызванные неожиданной страстью, или желания разума, подкрепленные понятиями морали и честности.
- У меня не идеальная жизнь, - признался он, растеряв весь тот запал и злость, что была у него дома, - Я не люблю Астрид, и женился я на ней только потому, что она забеременела – чтобы у ребенка была семья, - он поник, когда говорил об этом, поскольку теперь это казалось огромной ошибкой, совершенной под давлением родственников, - Она хорошая женщина и не заслуживает того, чтобы ей изменяли.
Он на мгновение замолк, собираясь духом и пытаясь отогнать от себя мысль о том, что сейчас делает очередную ошибку.
- Я тоже не хочу, чтобы ты соперничал с моей семьей. Но, кажется, выбора у нас не осталось, и это уже происходит. Я не могу тебя прогнать.
Лис хотел честности, и он ее получал. Бьорн не давал ему советов, что делать и как ему быть, он высказал свое желание – и признался в несостоятельности прекратить с ним общение, даже зная, к чему это приведет в итоге. Как они вообще дошли до такого?
Подавшись вперед, он подошел к нему вплотную и, чуть помедлив, все же обнял, позволяя уставшему от ссор и этих разговоров лисенку уткнуться носом в его плечо.

+1

46

Маленькие шаги навстречу друг другу были практически незаметны, и всё же ощущались так, словно с каждым шагом они пересекают бездонную пропасть в несколько миль. Расстояние в пару метров казалось непозволительно большим, но Райнер не мог позволить себе приблизиться к Бьорну ещё хоть на дюйм, пока не узнает, что будет с ними, что будет с ним самим. Казалось, мужчина и сам не знал этого, разрывался между долгом, требующим ему уйти, и желанием остаться. Даже сейчас он оставался правильным и хотел поступить так, как будет лучше. Только кому? Ему? Райнеру? Астрид и Беате, которых невольно вовлекли в эту дилемму? Лис был уверен, что, имей они права собственности, то не позволили бы Бьорну выбирать, за него решили, как будет нужно. И потому был даже рад, что с последствиями прошлой ночи Торвальдсену приходится разбираться в одиночку, самому решать, что делать дальше.
Потому что Лис эгоистично хотел, чтобы Бьорн остался. Райнер действительно не собирался лезть в его семью, не хотел, чтобы мужчина бросал жену, дочь, которую искренне любил. Но ведь за последний месяц у Бьорна находилось время ещё и на лисёнка, так что должно измениться сейчас? Те же вечера вместе, посиделки после работы или на выходных. Возможно, в несколько другом виде, всё же вряд ли обычно друзья занимаются жарким сексом на кухонном столе. Но кому кроме совести Бьорна от этого станет хуже? А с ней, Райнер знал это, всегда можно договориться.
Особенно, когда Бьорн сказал, что не любит свою жену, что эта идеальная жизнь, в которую Лиса не пускали - лишь фейк, пустышка, видимость для остальных. Шаман всю жизнь провёл под гнётом мысли "так надо", "Что подумают другие?" При этом Бьорн на самом деле был несчастен, и потому, возможно, не говорил о семье Райнеру, в его обществе отвлекаясь, забывая о том, что его ждёт дома. Возможно, потому вчерашним вечером он сдался, когда Торсен дал ему понять, что всё может быть иначе. Бьорн нуждался в этом, прошлой ночью он мог не сдерживать себя, внутреннего зверя, который недаром имел облик медведя. Он нуждался в Райнере также, как Лис нуждался в нём, пусть и отказывался себе в этом признаваться.
"Если всё дело в совести, то пусть из нас двоих я буду плохим. Со своей я давно договорился".
Он зачарованно наблюдал, боясь пошелохнуться, резким движением спугнуть, когда Бьорн приблизился к нему. Как кролик в обществе удава, Райнер преданно смотрел на него снизу вверх, и тихо выдохнул, когда вместо очередной порции жёстких слов, которые были всё равно, что пощёчины, Бьорн просто обнял его, позволяя расслабиться в своих объятиях.
- Я не хочу, чтобы ты выбирал. И тебе не придётся делать этого, - он крепко прижимался к нему, обвив руками за талию, вдыхая такой любимый запах его тела, который буквально сносил Лису голову, напоминая о сладких моментах, которые он не хотел забывать. Простое объятие, но даже оно делало его ноги ватными, и Райнер не рисковал отстраняться, опасаясь, что просто не сможет устоять. Облокачиваться на стол будет заведомо плохой идеей - он и так удерживался чудом, благодаря тому, что никто к нему не прикасался.
- Ты не лишишь Беату отца. Она любит тебя, и если с Астрид я бы ещё мог соперничать, то не с твоей дочерью, - парень шептал, обдавая горячим дыханием шею Бьорна, заставляя её покрываться мурашками. - Я никому не расскажу о нас, клянусь тебе. И никто не узнает, - не удержавшись, он прикоснулся к коже мужчины губами, пьянея от его вкуса и почти теряя способность соображать. Понадобилось недюжинная сила, чтобы заставить себя дальше говорить, суля Бьорну тот выход, который всех устраивал, но выбрать который ему не позволяла совесть. Так пусть это будет выбором Райнера, ему на свою совесть наплевать, она давно не имела права голоса и бурчала на задворках сознания лишь по старой памяти, зная, что он всё равно поступит иначе.
- Ты был медведем, Бьорн, - он улыбнулся, чуть отстранившись, чтобы заглянуть в глаза шамана, - прошлой ночью ты был другим. Настоящим, а не тем идеальным человеком и семьянином, которого хотят видеть остальные. Ты делал то, что хотелось лишь тебе, не слушал меня, свою совесть. И сейчас тебе стыдно, потому что ты думаешь, что быть собой - это плохо. И если бы не я, так это случилось бы как-то иначе. Тебе это нужно, мне нужно. Никому не будет плохо, если в этом доме ты будешь тем, кем хочешь. Никому не будет лучше, если ты будешь всё всегда держать в себе.
Приподнявшись на носки, Райнер несмело прикоснулся к губам Бьорна своими, предлагая ему то, чего мужчина отчаянно желал, но не мог себе позволить из-за убеждений, которые заставили его жениться на нелюбимой, заставили жить чужой жизнью, которую он не хотел. Теперь Райнер знал о его семье, знал, что целует чужого мужа, отца, и ему было, честно говоря, плевать. Никому не будет хуже от того, что происходит в этих стенах, а он был слишком слаб, чтобы не позволить себе эту отчаянную попытку не дать Бьорну уйти.

+1

47

Райнер смотрел на него так, будто сейчас не смог бы отвести взгляд, что бы ни случилось. Будто его заколдовали, будто Бьорн значил невероятно много, будто Торсен был кроликом, зачарованно ползущим в пасть змеи. Аналогия была не совсем верной: Райнер уж точно не был безвинным кроликом, а Бьорн скорее походил на барана. Упертого и глупого, который упрямо цеплялся за несбыточную мечту, где лисенок был бы рядом.
Конечно, это было возможно, он прекрасно это знал. Однако его не устраивал вариант, в котором ему пришлось бы врать и скрывать правду, он мечтал о том, как бы вернуть все это, как переиграть прошлое – момент, когда он был с Астрид, который стал отправной точкой его настоящей жизни. Тогда ничто бы не давило на него, сдерживая, тогда все было бы просто – был бы только Райнер.
Никакого выбора, все просто и очевидно. Представляя такое развитие событий, теперь он однозначно мог сказать, что каким-то невероятным образом умудрился влюбиться. Да еще так, как то чувствовалось в подростковые времена, когда в крови бушевали гормоны, а в голове был полный кавардак из мыслей, желаний и образов. Бесполезно было отрицать, да и глупо – он хотел быть с Райнером, хотел видеть его рядом с собой, просыпаться вместе с ним и засыпать.
И от того мечта и была несбыточной: он мог отдать лишь себя целиком, не терпя полумер. Он не мог делить себя на две семьи, не мог и бросить дочь. Тупиковые размышления.
Он знал, как было бы правильно: уйти, бежать из этого дома, не оглядываясь, однако вместо этого он делает шаг навстречу, понимая, что поступить иначе у него бы просто не вышло.
Райнер тесно прижимался к нему, обхватывал его руками, словно обещал никогда не отпускать, и ему самому хотелось сделать то же самое – если не пообещать, то хотя бы обнять. Он стиснул лисенка в поистине медвежьих объятиях – странно, что не переломил пополам.
- Придется, - сказал он ему в макушку, - Мне придется сделать выбор. Ты же сам знаешь, что все не может остаться вот так вот.
И притворяться, что ничего не было, и двигаться дальше как ни в чем ни бывало – не выход. У него не получится смотреть Райнеру в глаза, зная о его чувствах, зная о своих, вспоминая, что у них было, и представляя, что могло бы быть. Он сделал ему больно, когда ушел, когда разочаровал его, неожиданно для него признавшись в своей женитьбе и наличии ребенка. Как ему после всего этого делать вид, что они всего лишь друзья? Что они все еще друзья?
Нужно было решение. И хоть разум, рациональная его часть, та, что руководствовалась принципами морали, всеми силами этому противился, он уже знал, что послушается сердца. В конце концов, он всегда выбирал чувства, лишь раз поддавшись доводам окружающего общества и сейчас жалея об этом.
- Моя совесть будет знать, - привел он последний аргумент на уговоры Райнера.
Он не дал ему поцеловать себя, мягко отстраняясь после соприкосновения губ, потому что знал, что поцелуй закончится еще одним срывом – еще одной ошибкой, к которой он не был готов. Которую его принципиальность и застрявшие в голове моральные установки не позволяли принять и просто насладиться тем, что между ними могло бы быть.
- Я не думаю, что быть собой – это плохо, - поправил он его, - Плохо – изменять жене. Даже если я не люблю ее, это не делает ее хуже, она хорошая женщина, и я не должен так поступать с ней.
Ему казалось, что он звучит жалком. Умом он понимал, что его слова были правильными и стоит их и придерживаться, но он врал бы самому себе, если бы говорил, что уже не поддался Райнеру, который так соблазнительно расписывал перспективу. Лисенок ведь прав – ничего не случится, если никто не узнает. Если они скроют эту постыдную тайну, если будут лгать. Но долго ли продержатся отношения, построенные на лжи и заведомо обреченные? У них ведь не могло быть счастливого конца, он не уйдет из семьи.
А Райнеру как будто плевать было на все это. Бьорн смотрел на него и не понимал такого отношения: если они попытаются и все рухнет, больно будет и лисенку. Торсен так цеплялся за него, что не приходилось сомневаться в том, что он чувствует, даже если он не произносил этого вслух. Хотя стоило ли удивляться: это было похоже на Райнера, жить одним сегодня и брать все, чего бы ему хотелось.
Но пока он не дал ему своего согласия. С другой стороны – и отказа не последовало. Ему нужно было еще немного времени, чтобы переварить все это, пусть он и догадывался уже, каким будет вынесенное решение. Сюда он пришел… хотелось бы верить, что за объяснение, но на самом деле он ведь просто хотел увидеть Райнера. Не так, как дома, когда рядом жена. А наедине, чтобы никто не мешал, никто не стал случайным и нежеланным свидетелем.
- Давай не будем торопить события, - сказал он, и собственный голос показался ему слишком резким, - Попробуем пока вернуться к тому, что у нас было до всего этого.
Как будто был вообще шанс, что, потянув время, он остынет к нему и сумеет замять эту ситуацию.

0

48

Он знал, что Бьорн хочет этого, мечтает о том, чтобы вырваться из своей золотой клетки, расправить крылья и хотя бы раз поступить так, как велело ему сердце, а не натасканный общественным мнением разум. Знал, пусть и сомневался в этом последние несколько часов, не понимая, почему мужчина не сказал ему раньше, почему лгал, скрывая от Райнера огромную часть своей жизни. Выходит, они оба были лжецами, утаивая прошлое и настоящее друг от друга. Но оба понимали, что рано или поздно всё тайное становится явным. Торсен отчаянно надеялся, что его секреты умрут вместе с ним. Он не думал, что, узнав всю правду о нём, Бьорн останется рядом даже несмотря на все обуревающие его чувства.
Лис молча кивнул, соглашаясь с тем, что рано или поздно шаману придётся сделать выбор. Но не здесь и не сейчас, хорошо? Райнер нуждался в нём, не мог оставить, не сейчас. И разве сам Бьорн мог уйти и оставить за спиной то, что между ними произошло, погрести под домашним бытом и рутиной то пламя, которое Торсен разбудил в нём? Сможет делать вид, что они просто друзья, или обрубит все концы и пожелает Райнеру поскорее уехать?
Если бы он искренне ненавидел Лиса, если бы дал понять, что эта ночь действительно была ошибкой, о которой он жалеет, то парень мог уйти. Как собирался сделать до прихода Бьорна, совершенно запутавшись в их отношениях, не понимая, чем заслужил такое обращение к себе, и как можно всё исправить. Но сейчас... Сам того не желая, Бьорн дал ему надежду, и теперь, что бы он ни сказал, лисёнок знал правду.
- Только это тебя держит? Совесть? - парень едва удержался от комментария, что прошлой ночью Торвальдсен умудрился как-то свою совесть заткнуть, и она вовсе не мешала ему втрахивать Лиса в стол, а затем и в стену. Свой голос она обрела только утром, когда страсть улеглась, но, если постоянно поддерживать её, то у совести просто не будет возможности всё повернуть вспять. О собственном гласе разума Торсен давно не переживал. Он давно договорился с собой, так что ещё один проступок в его копилке не станет слишком отягощающим.
Он подумал о Беате, которая радостно бросилась в объятия отца, стоило ему перешагнуть за порог, и тут же убрал эти мысли на задворки сознания. Она не потеряет отца, Райнер не позволит. Они смогут сделать так, чтобы каждый был счастлив и получал то, что хочет. Никому не будет хуже, если порой Бьорн будет приходить сюда и, так сказать, "выпускать пар".
Шаман отстранился, не позволяя Лису поцеловать себя, но не стал разнимать крепкие объятия, по-прежнему прижимая парня к себе, позволяя ему продлить это пьянящее чувство тепла, ощущения, что Райнер кому-то ещё нужен.
Глупый маленький лисёнок. Он отчаянно хватался за Бьорна, боясь, что его вышвырнут на улицу, был готов пойти на всё, чтобы мужчина как можно дольше был рядом. И плевать, на какие лишения придётся ради этого пойти. Райнер знал, что не заслужил своё "долго и счастливо". Потому предпочитал жить настоящим, в котором любимый человек был рядом с ним.
- Ты словно не думаешь о себе, - Лис нахмурился, поднимая глаза на шамана. - Так всегда было? Или только когда дело касается твоей семьи? Да, Астрид много чего заслуживает, но ты не можешь дать ей всего. Ты уже стал отличным отцом для вашей дочери. Но ты не сможешь заставить себя полюбить её. А, значит, твоё сердце свободно, и измена рано или поздно неизбежна, - он поднял руки, обнимая ладонями лицо мужчины. Райнер не собирался потакать его совести, загонять Бьорна в рамки, которые диктовало ему общество. И он бы солгал, сказав, что действует только из желания помочь шаману наконец освободить внутреннего зверя. Нет, Лис был эгоистом, и он не хотел, чтобы Бьорн отворачивался от него.
Лукаво улыбнувшись, парень наклонил голову набок, изучающе смотря на мужчину, словно прикидывая, верит ли он сам тому, что говорит. Бьорн пытался быть правильным, это похвально. Вот только его затея была изначально обречена на провал. Он уже пришёл в этот дом, сам сделал шаг навстречу лисёнку, сам дал ему надежду. И его следующий визит сюда был лишь вопросом времени.
- Если ты действительно хочешь этого, - он продолжал улыбаться, словно не замечая резкий тон собеседника, - давай попробуем. Значит, просто друзья?
Самое время было делать ставки - сколько времени они протянут, находясь в закрытом помещении друг с другом, зная о своих желаниях, помня о ночи, которая всё перевернула.
Отстранившись от шамана, Райнер прохромал к плите и поставил чайник, словно они действительно вернулись к первому дню, когда Бьорн впервые заглянул сюда.
- В таком случае поможешь мне? - он оглянулся, смотря на всё ещё стоящего посреди комнаты мужчину. - Я не умею чинить мебель. А этот стол выглядит так, словно развалится, даже если я просто положу на него ложку.

+1

49

Бьорн возвел глаза к потолку – какой же Райнер упертый. Честно говоря, порой появлялась предательская мыслишка дать глупому лисенку затрещину. Может, хоть это вправило бы его мозги и заставило бы понять, насколько идея их вместе, их отношений, глупая, но теперь он и сам сомневался. Райнер так настойчиво убеждал его, а ему так хотелось ему поддаться, что ощущение морали стало как-то притупляться. Такое с ним случалось редко: обычно он твердо стоял на своих принципах, упорствуя до конца, и столь новая для него ситуация вводила в смятение. Он не привык сомневаться в себе.
- Хватит, - недовольно нахмурился он. Продолжать разговор он не собирался – ему хватало того сумбура, что уже был в голове, ни к чему запутывать мысли еще сильнее, - Просто друзья. Посмотрим, что из этого выйдет.
Хотя он уже заранее догадывался, к чему это приведет, все еще обнимая Райнера за талию – разве мог тут быть другой исход? У Торсена в голове наверняка были те же мысли, но Бьорн был благодарен, что он не стал произносить их вслух – это совсем пошатнуло бы его веру в собственную нравственность.
Он разжал руки, следуя своему собственному решению и отпуская его. Так ему думалось легче, было проще найти ту грань, за которую он не должен выходить. Если бы у него еще получалось помнить об этих ограничениях, когда Райнер был так близко – он действительно смог бы свести все в дружбу. Однако у него в памяти неизменно всплывала их прошлая ночь, и все его попытки одуматься шли прахом. И за свои неудачи он иррационально злился на лисенка, который улыбался ему так хитро и призывно. Будто знал, какую бурю это вызывает у него в душе.
Райнер отстранился, уходя на кухню, чтобы поставить чайник, кажется, задумав дружеские посиделки, раз уж теперь они играют в дружбу. Бьорн посмотрел ему вслед, чувствуя себя полным идиотом, хотя и убеждал себя, что он хотя бы пытался поступить правильно. А не вжимал Торсена в стену во второй.
- Да, конечно, - тряхнув головой, отгоняя от себя лишние сейчас воспоминания, согласился он, идя за лисом. И воздерживаясь от комментариев о том, почему стол вообще расшатан, - Принесешь инструменты?
Он перевернул стол на бок, приглядываясь к ножкам и тут же обнаруживая проблему – крепежная деталь на одной из ножек треснула и была готова разломиться надвое.
- И захвати в поленнице какой-нибудь небольшой брусок для починки, - крикнул он, пока Райнер не вернулся, копошась в кладовке.
Пока Торсен ходил по поручениям, он уже успел заварить им чай, удивляясь, почему всегда такой шустрый лисенок сейчас такой медленный, и понимая причину, только когда тот вошел на кухню. Странно, что раньше он умудрился не заметить хромоту.
- Почему ты хромаешь? – спросил он, глядя на него несколько удивленно, но, поймав его взгляд, тут же осекся, - Даже не думай шутить. Я знаю, почему именно, я имею в виду, почему ты не подлечил себя, если я сделал тебе больно?
Во второй раз за час он возвел глаза к потолку. Райнер был совершенно беспомощен: не мог починить простейшую поломку, не умел готовить, да он даже исцелить себя не мог. Как он вообще раньше выживал? А потом еще и удивлялся, что Бьорн к нему относиться как-то покровительственно – он ведь действительно напоминал ребенка, за которым все время нужно присматривать и помогать. Хотя Бьорну казалось, что даже справлялась с кулинарными делами и магией лучше, чем лисенок.
- Ладно, возможно, на фоне всего, что я тебе сейчас это сказал, это будет смотреться странно, но снимай штаны, - заявил он, злясь, что не может оставить это так, как есть. В конце концов, он сам виноват, что был слишком груб, что исцеление вообще понадобилось, - И не смотри на меня так, это только для того, чтоб избавиться от твоей хромоты.
Ощущая себя еще большим идиотом, чем до этого – потому что ситуация действительно была дурацкой – он смотрел на то, как Райнер стаскивает штаны, стараясь сделать из этого настоящее представление. И это было бы даже смешно, если бы ему не нравилось столь сильно то, что он видит. Тем не менее он не собирался делать ничего помимо того, что сказал вслух, и он шлепнул лисенка по заднице за паясничество, недовольно хмурясь потому, что его вспыхнувшие чувства были очередным доказательством его желания.
Он не стал затягивать с лечением, сразу призывая магию и справляясь с задачей в пару прикосновений, чтоб элементарная, пусть и странноватая услуга осталась просто избавлением от надоедливой боли, а не переросла во что-то большее. Он еще не успел починить стол, а второго раза он не выдержит.

+1

50

Было, пожалуй, даже интересно, сколько они продержатся, прежде чем Бьорн снова сорвётся, или же Райнер, которому довольно быстро наскучит игра в друзей, возьмёт всё в свои лисьи ручонки. Иллюзии шамана о том, что им удастся сдержаться и вновь не переступить черту, были настолько хрупкими, что даже Бьорн вряд ли действительно верил в свою выдержку. Но всё же стоял на своём, и Лису оставалось лишь пожать плечами и подыграть. Скорое поражение мужчины было очевидным для них обоих.
А пока можно было действительно попытаться общаться так, словно ничего не было, и некоторые вещи в комнате не наводят на неприличные воспоминания. Например, стол, который держался на чистом слове и был готов развалиться даже от сильного сквозняка. Сейчас казалось чудом, что он продержался так долго прошлой ночью и не развалился, заставив Торсена потерять под собой опору.
Райнер никогда не чинил мебель и не брался делать это сейчас, тем более, что у Бьорна в этом плане было куда больше опыта, чем у Лиса, который если и использовал в работе свои руки, то чаще всего для того, чтобы что-то у кого-то спереть. В доме, где он жил с отцом, братьями и сёстрами, Торсен был самым младшим, и к молотку, разумеется, его не подпускали, справедливо полагая, что Райнер скорее отобьёт себе палец, чем приделает полку на место. В приюте все вещи чинил старый дядя Джек, от которого постоянно пахло перегаром, и который ругался так заковыристо на непослушных детей, что даже самые отъявленные хулиганы краснели и сбегали после его слов.
Да, Райнер совершенно не был приспособлен к этой жизни в бытовом плане. Он не умел готовить, чинить поломанную мебель. Не умел уходить, когда даже одно его присутствие грозило разрушением счастливой семьи.
Он послушно принёс всё, о чём просил Бьорн, и, прихрамывая, подошёл к плите, чайник с которой уже давно был снят мужчиной. Только сейчас Торвальдсен заметил состояние своего "друга", и Райнер ухмыльнулся, уже готовя язвительный ответ.
- Я и подлечил, - парень всё же подавил остроту, так и желающую сорваться с его языка, - утром вообще едва ходил. Просто я в этом, ну, не так хорош, как ты.
Точнее, прежде Райнер себя не лечил и толком не знал, что вообще способен на это, считая пределом своих способностей излечение синяков и ссадин. Калеб делал ставки больше на звериную ипостась, когда обучал его, показывал, как проникать в сознание животных, где незаметно прятаться для превращений. Года, отведённого им, было слишком мало, чтобы познать все тайны магии шаманов, и Кордеро учил лисёнка лишь основному. Уже будучи подростком и убегая от местной шпаны, Райнер впервые попробовал излечить фингал под глазом, и к удивлению парня он действительно рассосался за пару минут.
То, что Бьорн практически вернул его своей магией с того света (перед этим туда и загнав), было действительно чудом в глазах Лиса. И, разумеется, он хотел научиться.
Довольная ухмылка всё же появилась на его губах, когда шаман заявил, чтобы Райнер снимал штаны.
- Так скоро? - парень понимал, что никакого сексуального подтекста в словах мужчины не было, но сдержаться не мог. И, снимая ремень и спуская джинсы к щиколоткам, слегка покачивал бёдрами словно в такт какой-то мелодии. И, может, ему показалось, что Бьорн задержал взгляд на его паху, прежде чем нахмурился и подошёл к Лису, всем своим видом показывая, что собирается только излечить парня, и ничего больше.
- Чёрт, я тебя обожаю, - прошептал Торсен, когда навязчивая боль в заднице наконец исчезла, и Бьорн тут же отстранился, чтобы Райнер ни в коем случае не попытался перевернуть всё в иную плоскость. Но парень ощутил лишь укол разочарования, когда мужчина отошёл, и лисёнку пришлось обратно натягивать штаны. Двигаться и ходить теперь было куда проще, и парень благодарно улыбнулся Бьорну, в разы резвее теперь носясь по кухне и выгребая сладости из тайников, пока Торвальдсен возился со столом. Они даже действительно попили чай, прежде чем мужчина ушёл обратно домой.
А Райнер остался наедине со своими страхами. Может, он и верил в то, что долго Бьорн не продержится, но всё равно нервничал, думая о том, что шаман может больше никогда не переступить порог его дома. И никогда не пустить его на порог своего, в котором, по мнению Бьорна, Лису было не место.
И теперь, сталкиваясь с Астрид в магазине или на улице, приходилось придумывать причины, по которым Райнер не мог заглянуть к ним в гости. Он хотел, чтобы Бьорн сам пожелал видеть его, а не пытался выставить на улицу как в прошлый раз.
Лис действительно испытал облегчение, когда мужчина заглянул к нему в гости спустя пару дней. Райнер счастливо улыбнулся ему, балансируя на стуле и вкручивая лампочку в плафон на кухне. Уж это он мог, да и самостоятельности мало-помалу Торсен учился. Во всяком случае, на этот раз ужин себе смог приготовить самостоятельно.
Он выжидал почти неделю, пока Бьорн снова начал расслабляться в его компании, не пытаться отстраниться или сделать шаг назад при любом намёке на пошлость или плоской шутке. Райнер старался быть осторожным, не переходя черту, которую шаман определил для них. И спустя несколько дней мог поклясться, что замечает по взгляду мужчины, по его едва уловимым жестам, что Бьорну хочется большего. Может, он и обманывал себя, принимая желаемое за действительное, но Торвальдсен не отправил его прочь, когда Райнер, встав за его спиной, принялся разминать напряжённые после тяжёлого дня плечи мужчины.
- Тебе нужно расслабиться, - он улыбнулся, наклоняясь ниже и почти касаясь губами уха шамана. Может, Бьорн лишь случайно слегка повернул голову к Лису. Но Райнеру хватило и этого призрачного намёка, чтобы оказаться перед мужчиной, плавно опуская перед Бьорном на колени и скользя руками по его бёдрам. Парень не давал ему опомниться, снова прислушаться к голосу совести, который наверняка вновь начал вопить в голове Бьорна, что так нельзя.
- Тш-ш, - Райнер расстегнул ширинку на его штанах, не сводя взгляда с лица мужчины, - у тебя был тяжёлый день, а на улице слишком холодно, чтобы выпускать пар в медвежьей шкуре, - он провёл ладонью по члену Бьорна и склонился ниже. - Просто расслабься.

+1

51

Он не сдержался и оторвался от починки стола, удивленно взглянув на Райнера, когда тот сказал, что уже пытался себя вылечить. Он уже знал, что Торсен вырос в приюте, и вряд ли там был кто-то, кто мог надлежащим образом обучить его колдовству, но для него все равно это было странно. Он с самого детства привык пользоваться магией, не злоупотребляя при каждом случае, но и не стесняясь помогать себе заклинаниями. Для него магия была неотъемлемой частью его самого, для Райнера же – просто инструмент, которым он толком и не научился пользоваться, он даже вылечить себя не мог! Бьорн мысленно пообещал себе исправить пробелы в обучении лисенка.
- Я научу тебя как-нибудь, - отрешенно сказал он, наблюдая за тем, как Торсен стягивает штаны.
Он знал, что ему следует отвести взгляд, но он продолжал смотреть на него, понимая к тому же, что лисенку нравится его внимание. Это понимание каким-то невероятным образом заставляло его чувствовать и самодовольство, и раздражение.
И все же он улыбнулся, когда Райнер облегченно выдохнул и сказал, что обожает его. Он слышал благодарность в словах и не сомневался в их искренности, а честность его всегда подкупала. Тем более от Торсена, который и в человеческом обличье был той еще лисой. Но как можно было его не любить?
Сейчас он, исцелившись, резво носился по дому, постоянно о чем-то болтая и попеременно что-то жуя, пока он молча закручивал шурупы на крепеже стола и слушал суетящегося парня. Такая жизнерадостность была заразительной, и он невольно улыбался за работой, вспоминая и о том, какими были поцелуи Райнера ночью. И думая о том, какими они могли быть сейчас.
Но они просто выпили чай, и он почему-то почувствовал укол разочарования. Не должен был, но все равно почувствовал, равно как и то, что его тянуло обратно, стоило только выйти за порог. В голову то и дело лезли мысли о лисенке, и хотя он пытался прикрыть свой интерес заботой, убеждая себя, что это всего лишь беспокойство о неприспособленном к быту шамане, он прекрасно понимал, что все дело в интересе другого рода. Бесполезно было врать самому себе.
Бьорн вернулся уже через несколько дней, которые показались ему бесконечными. Торсен был рад его видеть точно так же, как и он, однако в отличие от него даже не пытался скрывать свою улыбку. Ему показалось, что Райнер с радостью бросился бы в его объятия, если бы Бьорн сам не установил границы, но как это часто бывало, когда дело касалось лисенка – он не удержался. Он подошел к шаткой табуретке, на которой тот балансировал, и придержал его за бедра. Ведь не дай бог, он свалится.
Инициатива Райнеру понравилась, но сам он не торопился принимать ответные шаги. На удивление Бьорна не было никаких скользких шуток или намеков, парень вел себя так прилично, что он засомневался бы в том, что та ночь действительно была, если бы не проскальзывающие в выражении глаз лисенка желания. В этом сомневаться было невозможно.
Ему нравилось, как постепенно все происходит. Медленно, не ломая его принципы, но неуклонно ведя к отношениям между ними – исход действительно был предсказуем. Однако время, которое Райнер ему давал, было необходимо, было нужно – чтобы он мог смириться с тем, что ему придется нарушить собственные принципы, что ему давалось со скрипом. Он не привык идти против себя, а ситуация была слишком противоречивой, чтобы он мог избежать этого. Хорошо, что Райнер понимал это.
Но через неделю он осознал, что ни черта Райнер не понимал. Он просто дожидался момента, пытаясь приручить его, чтобы он не отстранял его, чтобы не пытался выстроить стену между ними. Он осторожничал, но Бьорн порой замечал прикосновения – невинные, но без которых вполне можно было бы обойтись. Ему хотелось верить, что это не просто случайность, потому что это было приятно.
Еще приятнее это было, когда Райнер положил руки на его плече и принялся разминать уставшие мышцы. Бьорн прикрыл глаза и откинулся назад, подставляясь под неожиданно сильные ладони. Астрид порой делала так же, но ей никогда не хватало сил, чтобы действительно прогнать усталость, а Торсену удавалось все равно так, как надо. Иногда Бьорн задавался вопросом, а было ли что-то, что Райнер не мог делать именно так, как ему нравилось.
- Ты просто чудо, - тихо сказал он, довольно улыбнувшись, - Да, мне не помешало бы расслабиться.
Последние дни были суматошными, напряженными, и он потратил много нервов на пустые размышления. Сейчас ему хотелось чего-то спокойного, домашнего и тихого, а Райнер всегда создавал очень теплое впечатление уюта. Он повернулся к лисенку и положил ладонь на лохматую макушку, скользнув к щеке ласковым жестом в благодарность.
Торсен понял прикосновение иначе, вставая перед ним, а затем и опускаясь на колени, разводя его ноги шире. И даже если он признавал, что ему нравится вид, это вызывало не только довольство, но и протест – кажется, к таким близким отношениям он был еще не готов, даже несмотря на то, что секс между ними уже был.
- Райнер, - он не был смущен или растерян, он был скорее насторожен. Если парень начнет то, что собирался, устоять он не сможет, - Что ты делаешь? Разве ты не согласился с тем, что лучше подождать?
Кажется, о своем решении он уже и думать забыл, потянувшись к ширинке его штанов, а Бьорн просто не смог себя заставить оттолкнуть его. Да и зачем корчить из себя святую невинность, когда он чуть не сломал лисенком стол, а тот теперь сам предлагает близость? Устоять было сложно, а Райнер так смотрел на него, что ему самому хотелось затолкать член в его глотку. И к черту все его предыдущие слова.
- Райнер… - уже тише сказал он, и теперь это звучало не строго, а просительно, - Не надо.
Больше он ничего сказать не сумел, когда Райнер все же взял его в рот, но невнятные возгласы, что у него вырвались непроизвольно, звучали очень одобрительно.

+1

52

Он редко отличался терпением, перенимая от лиса зимой и от ласки - летом свойственную этим животным суетливость. Ожидание не было коньком Торсена, но сейчас, когда на кону стояло его - и Бьорна, разумеется - счастье, Райнеру приходилось изменить старым привычкам.
Он выжидал, приручая к себе постепенно, довольствуясь простым дружеским общением, посиделками за чашкой чая или чего покрепче, разговорами ни о чём и уроками шаманской магии, которой Бьорн действительно начал его обучать. Райнер не спрашивал о семье, догадываясь, что это больная для мужчины тема. Ему хотелось узнать о них, особенно о маленькой Беате, которая, судя по тем скудным рассказам, которые он всё же получил, да и по его собственным наблюдениям, была удивительно похожа на самого Райнера. Такая же неугомонная, искренняя в эмоциях, и превносящая в жизнь Бьорна ту искру, ради которой он и цеплялся за свою семью. А теперь и за Лиса, приходя к нему в гости почти каждый вечер и, возможно, Райнеру только казалось это, с сожалением покидая его дом.
Он не мог сам не понимать, к чему всё движется, но был бессилен и дальше бороться с самим собой. Наверное, всё было бы куда проще, если бы Торсен уехал, оставил Бьорна в покое, позволил ему забыть эту порочную связь и вновь вернуться в свою призрачно счастливую жизнь с нелюбимой женой и любимой дочерью. Но уезжать Лис даже не думал, особенно сейчас, когда его никто не прогонял. Он чувствовал, что его терпение окупается, что Бьорн всё больше привязывается к нему, запутываясь в паутине собственных чувств.
И шаман уже не отстранялся, когда Райнер прикасался к нему, положил руки на напряжённые плечи, разминая одеревеневшие за тяжёлый день на работе мышцы. Довольная улыбка Бьорна была ему наградой, и поначалу Лис действительно не собирался заводить эти прикосновения дальше, довольствуясь даже тем малым, что ему удавалось получить. Наслаждаясь теплом чужого тела под своими ладонями, ощущением мышц, которые разминали его пальцы. Райнер получал удовольствие даже от этих прикосновений, но стоило Бьорну сделать даже маленький шаг навстречу, один-единственный невинный жест, и парень не сдержался.
Мужчина словно заворожённый наблюдал за тем, как он обходит его, как опускается на колени, устраиваясь напротив. Бьорн выглядел настороженным, но не двигался с места, не предпринимал попыток отстранить, и это ещё больше убеждало Райнера в правильности его поступка. К чему и дальше играть в друзей, если уже всё и без того понятно? Бьорну ведь действительно нужно расслабиться, и существует способ, куда более приятный и действенный, чем массаж.
- Разве я не подождал? - лисёнок потянулся к ширинке штанов мужчины, не сводя взгляда с его лица, замечая недовольство от нарушения их соглашения... и желание, которое Бьорн тщетно пытался скрыть. Если бы действительно хотел, уже давно мог отстранить Торсена и заявить, что тот ведёт себя, мягко говоря, неправильно, залезая в штаны к женатому мужчине.
Он улыбнулся, облизывая губы и наклоняясь ниже, не обращая внимания на просьбу, которая звучала не слишком убедительно на фоне возгласа удовольствия, сорвавшегося с губ шамана, когда парень наконец-то взял его член в рот. Даже если Бьорн действительно считал, что они торопятся, он не сопротивлялся, наслаждаясь ласками, и вскоре Райнер почувствовал на своей макушке ладонь мужчины, направляющую его, пальцы, зарывающиеся в короткие светлые волосы и сжимающие их. Он не отводил взгляд, желая видеть лицо Бьорна, то, как на нём сменяются эмоции, уступая место наслаждению. Как он задыхается от удовольствия, стоило взять глубже, усилить ласку, срывая с губ мужчины первый стон.
И с проказливой улыбкой он отстранился раньше, не позволяя Бьорну испытать оргазм, слегка пережимая член рукой у основания. Дразнясь, он коснулся кончиком языка возбуждённой плоти, словно задумавшись и только сейчас вспомнив о словах шамана.
- Так ты всё ещё хочешь, чтобы я не делал этого? - он скользнул руками по бёдрам мужчины на его живот, слегка приподнимаясь навстречу, и вновь вернул ладонь на член, поглаживая его и ещё больше распаляя желание. Райнер не собирался уходить, но безумно сильно хотел услышать от Бьорна то, что тот желает, чтобы он остался. Он нуждался в этом, и несмотря на нахальную улыбку был напряжён, догадываясь, каким будет ответ, но не будучи уверенным наверняка.

+1

53

Бьорн повел плечами, расслабленно улыбнувшись. Это было приятно и действительно помогало скинуть напряжение, и он был благодарен за такую услугу – руки у лисенка были как будто волшебными. Он старался не думать о том, что, возможно, дело не в умениях, а в самом человеке. И том, что Райнер ему очень подходит со всей своей неуклюжестью в быту и детской инфантильностью.
Он смотрел на него, пока он обходил диван, чтобы встать перед ним, смотрел на него, пока он опускался на колени. И почему-то начал возражать, только когда Райнер потянулся к ширинке его штанов – как будто до этого он не понимал, к чему все идет. Но даже то, что он говорил, едва ли тянуло на настоящее сопротивление. Правда была в том, что он действительно хотел продолжения, хотел повтора той ночи, о которой он никак не мог забыть. Неудивительно, что Райнер его не послушал.
Полное поражение. Всей его силы воли, подпитываемой обычно столь стойкими моральными принципами, не хватало, чтобы просто оттолкнуть Торсена. Простое движение, от него требовалось не так много, чтобы остановить все это, однако все его мысли о сопротивлении вылетели из головы, когда Райнер взял в рот. И вместо того, чтобы отстранить его, он поднял руки, чтобы притянуть его ближе. Уложил ладонь на его светлую макушку, только чтобы направить его. Он и сам не заметил, как успел потерять все свои шансы на здравомыслие – и сейчас это было совершенно неважно. Откинув голову назад, шаман шумно выдохнул от ощущений, что дарил ему Райнер, и надавил ладонью на его затылок, заставляя взять глубже.
Торсен послушно позволял изменить темп, подчиняясь его руке, брал так глубоко, как он того желал, умело расслабляя горло, словно делал это тысячи раз, и Бьорн, которому снесло голову от удовольствия, еле сдерживался, чтобы не начать вбиваться в горячий податливый рот.
Тихо простонав, он опустил глаза на Райнера, встречаясь глазами с этим засранцем. Парень поймал его взгляд, и Бьорн не мог отвести его в сторону, словно зачарованный, наблюдая за тем, как Торсен доставляет ему удовольствие. И лис, сидя меж его разведенных ног, плотно обхватывая губами его член, выглядел так, что теперь он не понимал, как вообще мог от него отказываться. Потому что, то, что у них сейчас было, не походило ни на что, что он когда-либо испытывал. И дело было не в том, насколько умело Райнер отсасывал, дело было в нем самом. Он сводил его с ума тем, как заставлял его чувствовать себя рядом с ним.
Ощущений было много, невероятно много, и он сильнее сжал пальцы в его волосах, уже чувствуя приближение оргазма, рефлекторно подаваясь бедрами навстречу. Еще несколько мгновений, и мир взорвался бы для него яркой вспышкой удовольствия… еще чуть-чуть…
И Райнер остановился, хитро ухмыляясь, пережимая его член у основания, заставляя его разочарованно выдохнуть. Он недоумевал, какого черта все прекратилось, ему было неприятно из-за подавленного оргазма и некомфортно из-за легкий касаний прохладного воздуха к влажной чувствительной коже, а нахальные замечания Райнера в таком состоянии не просто его раздражали – а прямо выводили из себя. Шутки Торсена вышли ему боком.
Коротко рыкнув, он зло дернул мальчишку на себя и, поменяв их местами, прижал к спинке дивана, вдавливая его в мягкую обивку. Поцелуй вышел яростным, злым, и прикосновения его были точно такими же грубыми, когда он забрался под его свитер, когда стягивал с него штаны, потому что у него не было ни времени на нежность, ни желания. Он хотел получить то, чего ему не дали, сейчас же, Райнер, пусть и испугался поначалу от резкого движения, вскоре уже довольно улыбался, словно только и ждал, когда он сорвется, и закидывал ноги ему на бедра.
Бьорн втрахивал его в спинку дивана с таким остервенением, что та тихонько скрипела, угрожая повторить участь стола, и, должно быть, причинял ему не только удовольствие, но и боль, однако Торсен только стонал и подмахивал бедрами, не пытаясь его остановить. Он бы и не позволил – дорвавшись до того, о чем он даже думать себе запрещал, он не послушал бы ни доводов разума, ни слов отказа. Весь его разум составляло лишь огромное желание, страсть, выросшая из злости и сдерживаемых мечтаний, и он не заметил бы сейчас, сделай он плохо любовнику.

+1

54

Должно быть, он всё-таки переборщил, прерываясь за несколько мгновений до оргазма, оставляя у Бьорна неприятный привкус неудовлетворённости. Райнер не собирался мстить или разочаровывать его. Он просто хотел, чтобы шаман признался, что друзьями у них быть не получилось. Чтобы сам попросил Райнера или взял его, уже не оправдываясь наливкой. Наверное, для этого стоило придумать другой момент.
Что же, в какой-то степени он добился своего, и Торвальдсен с злобным рыком поменялся с лисёнком местами, вдавливая парня в спинку дивана с такой яростью, что поначалу Райнер испугался, ярко вспоминая медведя, разозлённого неудачей на охоте и пытающегося когтистой лапой достать Лиса из-под поваленного дерева. Но сейчас Бьорн, пусть и был разгневан после выходки парня, не собирался причинять ему боль. Его поцелуи были грубыми, но несли в себе непомерное желание и страсть. От его грубых прикосновений, должно быть, на следующий день снова выступят синяки, но Райнеру было плевать. Ссадины он вылечит, зато Бьорн наконец-то признает, что бежать от себя глупо, и наконец перестанет изводить и себя, и лисёнка.
И сейчас Бьорн не мог прикрываться ударившим в голову алкоголем, сейчас они об знали, что сдерживало его, но оба предпочитали забыть о слабом голосе разума, который так легко можно было игнорировать. Слишком сложно было сидеть рядом друг с другом, в деталях помнить ту ночь, которая всё изменила, и делать вид, что её не было, и между ними совершенно ничего нет. Сложно и невозможно, и только вопросом времени был новый срыв. Райнер просто ускорил его приближение и сейчас довольно улыбался, отвечая на грубые поцелуи, судорожно выдыхая в губы Бьорна, когда он придвинул его ближе, когда наконец-то взял то, что Лис давно предлагал ему. Было больно, но какое это имело значение, когда любимый человек так крепко сжимает тебя в своих объятиях, когда вбивает в спинку дивана так, словно от этого зависит ваша жизнь?
Боль можно было терпеть, и Райнер лишь крепче обнимал мужчину за плечи, двигаясь навстречу ему, не сдерживал стоны и ловил губы любовника своими, только так чувствуя себя по-настоящему счастливым.
На этот раз Бьорн не ушёл, не пытался воззвать к морали и не называл то, что вновь произошло, ошибкой. Лёжа на том самом диване и не имея возможности даже пошевелиться, Райнер напряжённо наблюдал, когда шаман поднялся и, не утруждая себя одеванием, ушёл в другую комнату. На этот раз страхи не оправдались - Торвальдсен просто принёс одеяло, здраво поняв, что разгорячённые после секса тела замёрзнут под утро. Облегчённо выдохнув, парень прижался к своему любовнику, продлевая возможность даже просто прикасаться к нему, сонно целуя солёную от пота кожу, пьянея от её аромата, от тепла человека, который за короткое время стал ему очень дорог. Райнер не хотел думать о следующем дне, о том, что возможно, уже на утро всё изменится, и Бьорн снова решит, что его интрижка на стороне поставит под угрозу его семью.
На утро мужчина никуда не делся, и Райнер, боясь пошевелиться, с ласковой улыбкой смотрел на его расслабленные черты лица, чувствовал под рукой мерное биение его сердца. Вопреки своей привычной болтливости он почти ничего не говорил, даже когда Бьорн наконец открыл глаза и посмотрел на него, вспоминая, почему оказался не у себя дома, почему лежит в обнимку с лисёнком, к которому обещал самому себе не приближаться настолько близко.
- Доброе утро, - Торсен довольно улыбнулся, с  трудом сдерживая при себе восторги по поводу прошлой ночи, но весь его вид и сам кричал об этом. Райнеру так многое хотелось сказать, но он продолжал молчать, лишь смутно представляя, что творится сейчас в голове у его шамана. - Будешь чай?
Выпутываться из-под одеяла не хотелось, ещё больше - терять тактильный контакт, но парень решил, что перегибать с собственными желаниями не стоит. Хотя, кажется, прошлой ночью кое-кто всё же перегнул палку - едва поднявшись с дивана и сделав шаг, Райнер охнул от прострелившей пятую точку боли и завалился на пол, запоздало пытаясь ухватиться за одеяло или подушку.
- Всё в порядке! - над диваном появилась растрёпанная светлая макушка, и Райнер, кряхтя от боли, осторожно поднялся и сел рядом с Бьорном, крепко зажмурившись и кусая свои губы - ощущения были такие, словно он уместился задницей на раскалённые угли. Если синяки, покрывавшие тело лисёнка, ещё можно было игнорировать, то эта боль не позволяла ему даже ходить нормально. Кое-кто прошлой ночью слегка перестарался.
- Сейчас... - Торсен глубоко вздохнул и слабо улыбнулся, поворачиваясь к Бьорну, - сейчас немного отпустит, и будет тебе чай.

+1

55

Наступившее утро было очень теплым и уютным, и он, кажется, даже улыбался, просыпаясь. Это было странно, потому что узкий диван не подходил для комфортного сна на двоих, и у него ужасно затекла рука, которую придавил Райнер, однако ему все равно нравилось такое пробуждение. Он чувствовал полную удовлетворенность,  и несмотря на то, что он был против этого в самом начале – по крайней мере, пытался быть против – сейчас он был полностью доволен.
Он давно не ощущал ничего подобного – с Астрид все чувства угасли еще до свадьбы, которая стала необходимостью, а не была продиктована искренним желанием. Изменой он ее оскорблять не хотел, да и не было ничего такого, что она бы ему не позволила делать в их спальне – даже без любви он не собирался жить со своей женой как брат с сестрой. Смотреть налево просто не было смысла – так он себе говорил, и за годы брака он только сильнее уверялся в этой мысли. Что такого могли другие ему дать, чего не могла Астрид и что стоило бы того, чтобы так сильно ее обидеть?
А потом появился Райнер, и все пошло кувырком. Теперь, проснувшись с ним в одной постели и испытывая при этом такое явное чувство умиротворенности, он не мог и дальше пытаться отрицать, что то, что есть между ними, гораздо крепче, сильнее, чем все, что у Бьорна когда-либо было. Не будь ему так хорошо сейчас, он бы застонал от безысходности проигрыша, прикрыв лицо руками, потому что его упрямство и принципы горели синим пламенем.
И самое странное и забавное – он даже понять не мог, что именно в Райнере его так зацепило. Хотя и не было смысла об этом задумываться, это ничего бы не изменило, а он не привык копаться в себе и своих чувствах. Он просто знал, что с этого момента ему придется чаще лгать жене и притворяться перед всеми своими друзьями и знакомыми. И что самим собой он теперь может быть только здесь, наедине с Райнером. А когда лисенок смотрел на него так довольно и счастливо, он осознавал, что это того стоит.
- Доброе, - улыбнулся он в ответ, лениво приоткрывая глаза.
Райнер выглядел так, словно вот-вот захлопает от радости в ладоши, каким-то непонятным образом напоминая одновременно и счастливого ребенка своей непосредственностью, и объевшегося сметаной кота. Усмехнувшись, он легко погладил лисенка по щеке, приласкав, и он подался навстречу прикосновению, желая его продлить, и это было так искренне, что Бьорн невольно почувствовал себя очень важным для него.
- Как спалось? – поинтересовался он, поворачиваясь на бок, устраиваясь лицом напротив его лица, - Как себя чувствуешь?
Он прекрасно помнил, насколько груб был ночью, и хоть он не верил, что даже в таком состоянии мог причинить серьезный вред, он все равно хотел удостовериться, что с лисенком все в порядке.
Райнер, должно быть, ожидавший очередных заявлений о том, что это все ошибка, радостно закивал на вопрос о своем самочувствии, заверяя, что все хорошо. В следующую же секунду он грохнулся на пол, когда только попытался встать на ноги. Бьорн попробовал было его поймать, но ему оставалось только, перегнувшись через край дивана, удивленно смотреть на кряхтящего от боли Торсена. А ведь только что говорил, что все хорошо!
- Иди сюда, - проворчал он, недовольный, что лисенок сразу не признался, насколько ему плохо.
Он уложил его обратно на диван, хотя по большей части Райнер теперь лежал на его груди, и опустил ладонь на его бедро, подтягивая его ногу к себе и заставляя Торсена закинуть ее на него, чтобы дотянуться до его задницы, скользнув пальцами промеж ягодиц. Немного магии, осторожные прикосновения, и все было исцелено.
- Лучше? – спросил он, так и не убрав руку с его задницы.
Райнер, смирно лежа на нем, уткнувшись носом в его шею и обнимая, согласно угукнул, пока Бьорн водил руками по его обнаженному телу и избавлял его от синяков.
- Может, чай подождет немного? – предложил он, чуть улыбнувшись, видя, что Райнера разморило от его действий, - Нам некуда торопиться.
Он ведь больше не собирается бегать, признавая свое полное поражение. Райнер стал занимать слишком много места в его жизни, чтобы ему и дальше удавалось его игнорировать. И он останется здесь – хотя бы на это утро.
- Что хочешь на завтрак?

+1

56

Наверное, он всё ещё спал и видел самый прекрасный сон, который только мог себе представить. Бьорн ответил ему взаимностью, он не уходил на утро после бурного секса и смотрел на Райнера так ласково, что внутри лисёнка всё сжималось. Так долго и упорно добиваясь этого, грезя о том, что такой невероятный мужчина ответит ему взаимностью, теперь он боялся поверить, что всё происходящее - реальность. А вдруг он действительно спит? Или Бьорн сейчас окончательно проснётся, поймёт, что натворил, и снова пойдёт на попятную?
Но он не уходил, не исчезал как ночные грёзы. Вместо этого шаман перевернулся на бок, чтобы его лицо оказалось напротив лица Торсена. Он улыбался, заботился о парне. Что ещё нужно человеку для счастья?
- Да, всё замечательно, - прошептал Лис, боясь, что громкий звук разрушит всё очарование этого утра. Должно быть, он выглядел слишком счастливым, но ничего не мог с этим поделать. Бьорн не ушёл, а остался с ним - это осознание занимало все его мысли.
Хотя, спустя несколько секунд ему пришлось задуматься о последствиях грубого и страстного секса. Задницу словно нашпиговали раскалёнными гвоздями, даже шаг сделать не удалось, и Райнер, едва только поднявшись с дивана, тут же завалился на пол, глухо охнув не столько от столкновения с твёрдой поверхностью, сколько от боли, пронзившей пятую точку.
Бьорн только вздохнул и с ворчанием притянул лисёнка обратно к себе, практически укладывая его на свою грудь и закидывая ногу Райнера себе на бедро. Парень невольно вздрогнул, когда рука мужчины опустилась к его заднице, причинив боль даже простым касанием, а затем облегчённо вздохнул, утыкаясь лицом в шею шамана и расслабляясь. Неприятные ощущения уходили намного быстрее, чем если бы лечением занялся сам Торсен. Вскоре от них остались лишь воспоминания, но и после этого Бьорн не отпустил парня, продолжая проводить ладонями по его телу и залечивать оставшиеся после ночи синяки.
- Да, предлагаю остаться так на всё утро, - пробубнил Райнер, которого от неспешных ласк разморило настолько, что даже поднимать голову ему теперь было лень. Он звёздочкой лежал на Бьорне, не находя в себе сил даже на то, чтобы просто пошевелиться. Ужасно не хотелось портить такой момент, ведь неизвестно, когда мужчина придёт к нему в следующий раз. И, если всё же придёт, станет ли снова делать вид, что ничего не произошло, и не придётся ли Райнеру начинать заново свою кампанию по его соблазнению.
"Тебя", - чуть не вырвалось с его губ, но парень вовремя пресёк свои желания. Слишком рано, Бьорн только начал свыкаться с мыслью, что снова изменил жене и, скорее всего, сделает это снова.
- Кажется, в холодильнике были яйца, - Райнер всё-таки приподнялся, с улыбкой смотря на шамана, а затем нахмурился, переводя взгляд на его шею. - Погоди немного...
Он умел лечить, но с другими всегда удавалось легче, чем на себе. Но особой практики прежде у Райнера не было - кто нормально отреагирует на паренька, способного прикосновением руки исцелять синяки и царапины? А у окружения Лиса и без того было достаточно повода, чтобы надавать ему по шее, он не хотел выделяться среди них ещё сильнее и объяснять, как проворачивает свои "фокусы". Но Бьорн знал, кто он, он сам был таким же. Парень осторожно прикоснулся пальцами к его шее напротив недвусмысленных синячков - последствий слишком пылких поцелуев. Ему исцеление давалось сложнее, для Бьорна же, кажется, это было также просто, как дышать. Но Райнер всё-таки смог сделать это, призвать магию внутри себя и направить её энергию на избавление мужчины от улик ночных похождений. Вскоре его кожа стала чистой, и Райнер поднялся, садясь на кровати и довольно смотря на результат своей работы.
- Так-то лучше, - он улыбнулся, наклонив голову набок и лукаво улыбаясь. - Я не хочу стать причиной твоих проблем.
Он и так был одной ходячей проблемой, не стоило добавлять Бьорну новых. Лис не собирался лишать его семьи, заставлять выбирать, зная, что всё равно проиграет, что не сможет заменить ему жену и дочь, что ничего не сможет ему дать взамен. Только любовь? Райнер и в этом не мог признаться, считая, что так будет лучше для них обоих.
Бьорну не стоило бояться, что парень всё расскажет. Райнер никогда не предаст его, какое бы мнение о себе он ни составил.
Шаман всё-таки ушёл, но не сразу, а ближе к обеду, после неспешного завтрака и сборов. И на этот раз Торсен был практически уверен, что Бьорн вернётся. Они оба знали это.

+1

57

Бьорн чуть улыбнулся, лениво поглаживая лисенка по обнаженному плечу. Райнер, практически полностью распластавшись на нем, довольно жмурился и чуть ли не мурлыкал, напоминая сейчас огромного ласкового кота, вызывая этим самым у Торвальдсена какое-то непонятное щемящее чувство, подобие которого он испытывал только к малышке Беате. Но, наверно, рано было еще говорить об этом, рано было даже думать о том, что это могло быть любовью, которую он никогда не испытывал к своей жене.
Сейчас вообще было не время для разговоров – так ему казалось. В тишине под тихое сопение счастливого лисенка было гораздо уютнее, и слова были лишними. Да и о чем они могли поговорить? Слишком лениво для пустых разговоров, слишком все неопределенно – для серьезных. Он не знал точно, чем это все является для Райнера, но сам он не был готов произнести хоть какое-то признание вслух. Он ничего не обещал Торсену, оставляя себе пути к отступлению, но в глубине души уже знал, что не воспользуется ими. Просто после того, как нечто подобное высказывается вслух, все становится сложнее, а ему сложностей и без того хватало. И пусть он очень хотел верить Райнеру, его заверениям в том, что у них все получится, он не мог броситься в омут с головой, без оглядки, даже если он понимал, что уже пропал. Не тогда, когда у него есть дочь. Девочка не должна знать, что ее отец настолько не уважает ее мать, что опустился до измены.
Ему было жаль, что он так поступает, но иначе у него не получалось. Никакие доводы разума не могли подавить его желания, а Райнер – уж осознанно или нет – только подливал масла в огонь, проявляя столь искреннюю привязанность.
Бьорн глухо рассмеялся, когда лисенок, бурча ему в грудь, предложил остаться так на все утро. Идея была заманчивой, а Райнер теплым, сонным, милым и совершенно расслабленным от его прикосновений, и даже если бы он захотел отказаться, он бы не сумел. Ему оставалось лишь по-хозяйски закинуть руку на его талию и плотнее укутать их обоих в одеяло, хотя он никогда не был фанатом праздных валяний.
- И все? - лениво спросил он, продолжая бродить пальцами по его боку, - Не слишком-то густо, - Райнер закопошился под покрывалом, приподнимаясь, чтобы заглянуть ему в лицо, и он приоткрыл глаза, вопросительно изгибая бровь, - В чем дело?
Лисенок потянулся к его шее, и он ощутил едва заметное тепло, которое обычно возникало при использовании магии. Слабое и почти незаметное, но ему удалось применить исцеляющее колдовство – должно быть с ночи остался след от поцелуя, и он ощутил смутное беспокойство, представляя, что было бы, если бы ни один из них не заметил этого, и его жену ждал неприятный сюрприз, свидетельствующий об измене.
Однако эта мысль испарилась точно так же быстро, как и появилась. Он знал, что Райнеру тяжело давалось использование магии, а это было пусть и маленьким и незначительным, но все же прогрессом, и это вызывало небольшой прилив гордости в нем за успехи лисенка.
- Тогда ты поздно спохватился, - он усмехнулся и потрепал его по макушке, показывая жестом, что когда он говорил это, он не подразумевал ничего злого, - Ты – причина всех моих проблем. Но я знаю, что намеренно ты не причинишь мне вреда.
Райнер успел убедить его, что он не желает ему зла, что его поступки по отношению к нему вызваны лишь искренней привязанностью, хотя ему казалось бы невероятным, что можно привязаться к кому-то так быстро, если бы он сам ни испытывал схожие чувства. Он злился, когда увидел его у себя дома, потому что тогда не мог с точностью сказать, что из этого выйдет, и потому что он испугался. Сейчас он скорее был рад, что все же решился прийти сюда, после того визита Торсена к ним. И не мог представить себе, как это могло быть иначе, да и не имел особого желания думать об этом – ему нравилось держать лисенка в объятиях.
Они позавтракали, и ему это казалось чем-то уютным и домашним, будто они уже давно жили вместе как настоящая семья. Непринужденная болтовня, ленивые поцелуи, легкие объятия и сделанный на скорую руку завтрак из того, что можно было найти в полупустом холодильнике. Он не беспокоился о жене – та уже привыкла, что порой он не ночует дома, оставаясь у друзей, и она верила ему в этом, потому что до сегодняшнего дня это действительно было правдой.
Бьорн бросил короткий взгляд на своего лисенка, наблюдая за тем, как он беспечно болтает о какой-то чепухе, и понимая, что именно здесь его место. И что теперь ему придется часто лгать, что он всегда ненавидел, но в этот раз оно того стоит.

0


Вы здесь » Don't Fear the Reaper » Лавка древностей » not by choice, but by chance


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно