Он догнал лося. Это заняло больше часа, испуганное животное пыталось убежать, но медведь был намного выносливее, и когда лось уже выдохся и был вынужден замедлить ход, хищник все так же преследовал его, идя по запаху. Это было всего лишь вопросом времени.
Мясо было сочное, жирное. Медведь жадно отдирал большие куски от костей, заглатывая сразу, почти не жуя, довольно что-то урча. О неудачно подвернувшемся под лапу лисе он уже и думать забыл, мелкий пушной зверек уже не интересовал его как источник пищи, и возвращаться за ним, делая крюк, он не собирался. Брождение по лесу в поисках еды, а затем и погоня и сам обед заняли много времени, день подходил к концу, а к закату он уже обещал вернуться, чтобы уложить дочь. Сытая тяжесть в животе позволила человеческому сознанию напомнить об обязательствах шамана, отдавшего сегодняшний день на волю медведя в угоду своей животной сущности.
Однако уж лучше так, лучше он будет бросаться на лосей в лесу, чем будет сидеть дома и копить злость и раздражительность от невозможности побыть собой, поэтому он уже давно понял ценность таких вылазок. После них как-то и на душе спокойнее было.
Хотя отмывать кровь с морды и лап ему пришлось долго – заявиться домой перепачканным он не мог, такой вид мог напугать маленькую Беату. Тщательно умывшись снегом, сначала в медвежьем облике, потом и в человеческом, он даже прополоскал рот водой – бутылку минералки всегда можно было найти у него в машине. Слюна была розоватой, когда он сплюнул на снег, он все еще чувствовал металлический привкус, хотя кровавый душок ему, кажется, перебить удалось. Он не хотел, чтобы дочь ассоциировала его с этим запахом.
Смеркалось быстро, а он обещал вернуться домой пораньше, так что пришлось поддать газа. Лес проносился за окнами машины, вскоре он уже въезжал на территорию шаманского поселения, предвкушая остаток дня вместе с семьей. Не то, чтобы перспектива была приятной из-за его огромной любви к жене, скорее его больше радовало общество дочери, в которой он души не чаял.
Задержаться все же пришлось: он заметил странные следы на снегу, когда только пересек черту поселения. В сумерках кровь казалась еще темнее, и он не сразу разобрался, решив поначалу, что кто-то пролил что-то. Но след был слишком приметный, будто отмечал чей-то путь, и он решил проверить.
Хозяев дома он знал, Отис был другом его отца, и он еще мальчишкой бегал по его двору, играя с их детьми. Они были старше самого Бьорна, сейчас уже жили отдельно от родителей, заведя собственные семьи, а Отис и его жена так и остались тут. А следы крови вели прямо к их двери.
Он постучал, но ответа пришлось ждать долго, что он уже начал волноваться. Дверь открыла Рейна, руки ее были в крови.
- Что случилось? – тут же спросил он, боясь за женщину.
Когда же Рейна, желая успокоить его, все объяснила, у него закралось нехорошее подозрение.
- Могу я увидеть этого парня? Может, я смогу помочь.
Она удивилась просьбе, но посчитав, что еще одна пара рук лишней не будет, позволила ему войти.
Их нечаянный гость был действительно плох. Он был бледен, потерял много крови, и его бил жар, а когда Бьорн отогнул повязку, обнаружил под ней пять глубоких длинных порезов. Причем он подозревал, что Отис и Рейна уже поколдовали над ранами, иначе все выглядело бы в разы страшнее, потому что он узнал след и помнил, как сильно ранил подвернувшегося не в тот момент лиса.
Нахмурившись, он осторожно провел по кромке порезов кончиками пальцев.
- Это моя вина, - признался он.
Утаить это он не мог, это было в его характере. Он понимал, что почти убил незнакомца, и даже если у него был шанс замять как-то это дело, совесть не позволила бы ему.
- Он был в облике лиса, когда я наткнулся на него, я не знал, что он шаман. Он вспугнул мою добычу, медведь был разъярен, - он беспомощно оглянулся на Отиса – у того была та же зимняя ипостась, и он знал, как сложно с ней справиться, - Ну и… - смысла рассказывать дальше не было, и он махнул рукой на порезы.
Отис действительно понял, как и Рейна: они не стали обвинять его, к тому же, зная Бьорна, полагали, что тот и сам прекрасно справиться с самобичеванием. Чувство вины и в самом деле было сильным, он чувствовал себя обязанным перед незнакомцем за то, что совершил. И уж точно он должен был хотя бы помочь в его лечении.
Втроем они просидели у его постели почти всю ночь, одной лишь магией вытянув незнакомца с того света. Бьорн ушел домой, только когда угроза жизни миновала, а от порезов от когтей остались красные вспухшие полосы новой кожи. Астрид и Беата уже легли спать, и объясняться ему пришлось на следующий день. Перед дочерью он просто извинился, и стоило только пообещать ей поставить весной качели во дворе, как она тут же простила его за долгую отлучку, а вот жене пришлось рассказать правду. Ее новости не обрадовали, она беспокоилась об их будущем, и он заверил ее, что все уладит.
Как именно, он понятия не имел.
Он навестил незнакомца в тот же день, вечером. Тот уже пришел в себя, да и вел себя не как умирающий, активно болтая с хозяевами дома.
- Привет, - кивнул он ему, - Я смотрю, ты уже почти здоров, - он усмехнулся, присаживаясь на кровать рядом с ним и поднимая одеяло, собираясь осмотреть бинты, - Меня зовут Бьорн, я помогал лечить тебя вчера.
Шрамы выглядели хорошо, но раны все еще не зажили до конца – мягко опустив руку на горячую воспаленную кожу, он каким-то шестым чувством ощущал поврежденные ткани. Ничего серьезного, но пока Райнеру лучше оставаться в постели.
Но от правды его слабое состояние его не уберегло.
- Это был я, - сказал он, все еще держа ладонь на его боку, колдуя, подлечивая. Потому он и почувствовал, как парень дернулся в сторону, когда он продолжил, - Я был тем медведем, и мне очень жаль, что ты так пострадал, - он поднял взгляд на него, не виня за то, что он отстранился. Он элементарно боялся, - Я не причиню тебе вреда, это было случайностью. Ты лишил меня добычи, я разозлился, понятия не имея, что ты шаман. Прости меня.
Он протянул ладонь, но не стал прикасаться, словно спрашивая, можно ли ему продолжить лечение.