[СЮЖЕТНАЯ ОЧЕРЕДНОСТЬ]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[00.00] NAME NAME [00.00]
[СКОРО БУДУТ ОТКРЫТЫ НАБОРЫ В СЮЖЕТНЫЕ КВЕСТЫ!]



Matvey Reinhard Amelia
Не бойся смерти, мой дорогой друг. Она может быть неслышной, может ослеплять зеленым светом Авады, может таиться в крохотном сосуде, а может настигнуть тебя немощным стариком в твоей постели. Одному Богу известно, когда и как ты станешь ее жертвой. Ей не важно кто ты - Пожиратель Смерти, или член Ордена Феникса, даже последователи Даров Смерти не смогут избежать своей участи. Альбус Дамблдор начинает новую шахматную партию со своим излюбленным партнером, только в этот раз на шахматной доске не фигуры, а человеческие жизни и судьбы.
о
п
р
о
с
к
о
н
к
у
р
с

Don't Fear the Reaper

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Don't Fear the Reaper » Паб "Белая виверна" » Play pretends like it never ends


Play pretends like it never ends

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

Play pretends like it never ends
Just promise one thing:
Kiss my eyes and lay me to sleep.

http://s3.uploads.ru/VCOvp.png

Aneurin Fawley &  Einar Rosier

Англия, 1982

This is what I thought
So think me naive

Отредактировано Einar Rosier (27.02.17 22:03:53)

+2

2

Вечер протекал спокойно – всполохи огня в камине отдавались бликами на стенах, погружаю гостиную комнату в одну большую мерцающую бездну. Тебе нравилось наблюдать за тенями, зная, что ты – их часть.
Ты – их часть. Они в твоей крови. Вечные тени, из которых создалось все. Иногда ты смотришь на них…
Иногда ты смотришь на них, а они в тебя… и ты отсутствуешь для остального мира, ты даже не думаешь, Анейрин. В такие моменты где-то глубоко в твоей душе встречаются прошлое, настоящее и будущее, чтобы ткать ткань жизни.
Ткань жизни с ее узлами, дырами и всеми изъянами. Забавно видеть их, когда не должна. Но ты лишь улыбаешься.
Ты лишь улыбаешься, лежа на пушистом белом ковре посередине комнаты, когда блики берут везде – пол, шкафы, диван, твоя кожа. Но их недостаточно.
Их недостаточно. Снимаешь с шеи кулон с янтарем и поднимаешь его вверх – к свету огня, Блики на коже становятся цветными, плещутся и успокаивают.
Успокаивают, оставляя день позади. Больше на сегодня ты ничего не планировала. И не собираешься что-либо делать, кроме этого созерцания.
Созерцания собственного мира в бликах и полутонах огня, бездны и маленькой янтарной подвески, появившейся, когда тебе было шестнадцать.
Когда тебе было шестнадцать – в каждом блике слишком много воспоминаний. Собственных и чужих. Иногда ты смотришь в переливы вечно тёплого камня, - даже твоя холодная кожа не может заставить его замёрзнуть, - и выхватываешь то одно, то другое из глубины янтаря. Забавно.
Забавно, но ты помнишь ее блики в школьной комнате, когда гасила свет. Когда сидела рядом с мальчишкой, расставляя свечи, чтобы бликов было больше.
Бликов было больше. Тогда, когда все было спокойно. Но время меняется, бликов становится меньше, но каждый их них расколот.
Каждый из них расколот своей собственной тенью. И высшие силы будут добры, если рано или поздно тень перейдёт туда, где ей место – в великую бездну. Но для этого всегда нужно было работать.
Работать, а не помнить, как это делаете вы. За вас все сделали отцы. Оставили вместе в одном доме.
Оставили вместе в одном доме, где ты возвела границы, не смотря на то, что была рада этому решению – сами бы вы не смогли. Вы не смогли друг другу даже сказать, что переезд – это неплохо. Опять смягчаешь, даже в мыслях – ты была рада. Вообще, вы слишком многое не смогли. Только границы построены.
Границы построены, но они оказались настолько же призрачными, как и мерцание янтаря в огне, теряющееся в настоящих клубящихся тенях. Настолько неразличимы, что хорошо, если вы помнили о них хотя бы день или два. Их не было.
Их не было, но они были – странно, правда? Формальность и реальность всегда отличаются друг от друга. Но вы все так же не могли поговорить.
Вы все так же не могли поговорить, но сейчас, лежа у камина и наблюдая за тенями, ты думаешь о том, что, может быть, не так уж нужны эти разговоры – вам нужно научиться забывать.
Забывать плохое, помня ошибки. Глупые дети. Вот кем вы были. Пожалуй, можно попробовать и начать.
Начать. Когда? Зачем откладывать что-то на потом? Когда мальчишка вернётся домой, ты начнёшь. Так ты решила.
Так ты решила, лежа у камина в тенях. Но ты упустила ход времени – Розье уже давно должен был вернуться домой.
Должен был вернуться домой – осознание приходит только тогда, когда эльф прерывает твой сеанс созерцания, принося письмо от мальчишки. Садишься, придвигаешься ближе к огню, распечатывая конверт.
Распечатывая конверт, ждёшь чего-нибудь, слов, фраз, но явно не смысла, который видишь. Мальчишка как будто читает твои мысли.
Мальчишка как будто читает твои мысли. Но он тебя опередил – он начал все с самого начала.
Он начал все с самого начала, опередив тебя. Смеёшься, качая головкой в такт своим мыслям. Что ж, раз приглашает – нужно собраться на встречу. Жаль только, что сам он не здесь, а то ты бы с удовольствием повторила школьные сборы.
Школьные сборы. Но не для того, чтобы вспомнить, что все было неправильно. Для того, чтобы начать там, где все оборвалось, но сделать все так, как должно было быть. Впрочем, не так важно…
Не так важно, как собираться. Намного важнее, что начало положено. Фиолетовое платье из шелка до колен с серебряной нитью по подолу. Аметисты переливами на шею вместо янтаря и неизменная длинная цепочка, скрывающая часть вашего прошлого, о котором ты потом ему расскажешь. Не сегодня.
Сегодня вам нужно начать – на остальное будет время.
Время вообще безгранично, если правильно им пользоваться. Именно об этом ты думаешь, когда собираешь волосы наверх еще одной серебряной нитью. Туфли. Можно выходить.
Можно выходить, думаешь ты, не обращая внимания на странный-удивленный взгляд домовика. Ты даже не думаешь о том, что могло пролететь в его мыслях. Для тебя важно другое – мальчишка перевернул страницу.
Перевернул страницу. И сделал это первым, решив за вас обоих – это правильно. Ты трансгрессируешь в переулок возле бара – его любовь к маггловскому миру ты не всегда могла понять, но место подходит. Здесь никто не знает вас. Здесь вы будете вдвоём. И никто не сможет потревожить.
Никто не сможет потревожить глупыми и навязчивыми приветствиями ради соблюдения формальностей.
Формальностей, которые не нужны. Открываешь дверь. Как обычно спрашиваешь, где найти Розье. Идёшь навстречу.
Идёшь навстречу, видя мальчишку за барной стойкой. Улыбаешься. Но с алых губ быстро пропадает счастливое выражение лица.
Счастливое выражение лица исчезает, как только мальчишка разворачивается и тянется руками к девчонке, сидящей рядом. Как только целует ее, прижимая к себе. Это так Розье хотел начать?
Начать ли он хотел? Скорее закончить. Ты закатываешь глаза.
Ты закатываешь глаза – смешно получилось. Он, мальчишка, пригласил тебя, чтобы при тебе устроить эту сцену? Смешно.
Смешно было бы, если бы не было так печально. Вы не начинаете… вы заканчиваете. В твоих мыслях сейчас это так.
Так просто и легко ты подходишь к мальчишке и, отодвинув девицу, хватаешь его за шею, не сжимая сильно, только чтобы он смотрел тебе в глаза. Хотя так хочется посильнее сдавить вены на шее. Ты чувствуешь кончиками пальчиков, как бьется его пульс.
Как бьется его пульс. Смотришь в глаза, наклоняясь к нему ближе. Смотришь и жалеешь, что волосы убраны наверх – они бы смогли закрыть вас от любопытной маггловской толпы, которая наблюдает всю эту сцену с безмерным интересом.
С безмерным интересом они смотрят, а ты пытаешься понять, что хотел этим всем сказать глупый мальчишка Розье. Ты смотришь в его глаза и не видишь ничего, не смотря на то, что сама того не замечая, оставила между вам миллиметры.
Миллиметры. И ты понимаешь, что еще немного – не сможешь себя контролировать.
Не сможешь себя контролировать, потому что бездна крови Фоули бьется в твоих венах слишком быстро, слишком сильно, закрывая все. Ты знаешь одно – тебе нужно уйти.
Ты знаешь одно – тебе нужно уйти. Но ты не можешь не сказать ему.
- Значит, ты позвал меня на свидание, чтобы устроить эту сцену? – говорить ты уже не можешь.
Говорить ты уже не можешь, только шипишь. Так, чтобы никто не слышал. Так, чтобы услышал только Розье. Все это – не сцена для зевак. Не то, что устроил он.
- А мне казалось, ты умнее. И это начало. Но да, давай закончим, - отпускаешь мальчишку.
Отпускаешь мальчишку, потому что не можешь больше находиться рядом – эта сцена и запах чужих духов медленно заставляют бездну в твоей крови заполнять сознание. Кто-то, кажется, та самая девица, спрашивает о том, кто ты вообще такая. А ты лишь смотришь на нее так, что девчонка замолкает.
- Успокойся, уже никто, продолжайте, - махать ручкой не будешь.
Махать ручкой не будешь. Просто выходишь из бара и трансгрессируешь домой. Потому что знаешь, что осталось досчитать до десяти.
Осталось досчитать до десяти, прежде чем бездна внутри тебя станет всем. Закроет все. Станет тобой.
Тобой станет бездна. Ты садишься на ковёр, совершенно не замечая в этот раз его цвета и мягкости. Отключаешь свет и колдуешь огонь – снова блики. Снова блики и тени клубятся, всполохами отдавая в аметистах на тебе, сиреневые полосы. Не тёплые.
Не тёплые, не те, что были раньше. Ты не знаешь, сколько времени проходит.
Ты не знаешь, сколько времени проходит. Может слишком много, а может, наоборот, мало, но входная дверь скрипит.
Входная дверь скрипит. Тебе не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто зашёл. Зря…
Зря мальчишка пришел домой. Ты оборачиваешься.
Ты оборачиваешься, склоняя головку на бок. Темные волосы, распущенные по приходу, падают волной. Протягиваешь ему руку.
Протягиваешь ему руку, но знаешь, что лучше бы мальчишке уйти. Лучше ему не верить в миролюбие. Он же тебя знает.
Он же тебя знает. И должен понимать, что бедны в тебе сейчас слишком много. А отблески…
А отблески огня на твоей руке, протянутой к нему. Мальчишка подходит, а ты все еще сидишь на ковре. Ждёшь, пока он опустится рядом.
Ждёшь, пока он опустится рядом, но не для того, чтобы поговорить. Смотришь на всполохи огня на ваших руках – его ладонь ты не отпускаешь. И…
И все могло бы быть намного миролюбивее, если бы не тяжёлый витой браслет на его руке. Если бы не металл на его запястье, касающийся твоей руки.
Твоей руки. Слишком сильно сжимаешь его руку, другой толкая в плечо. И слава всем Богам, что ковёр мягкий… впрочем, ты этого сейчас не помнишь.
Ты этого сейчас не помнишь – весь мир сосредоточен в бездне твоей крови и мальчишке, который ее разбудил.
Разбудил и еще пришел сюда, в этот дом. Он так и не понял, что в том баре выбрал другой мир вне этих стен?
- Какого черта ты здесь делаешь, Розье, - прижимая обе его руки к полу.
Прижимая обе его руки к полу, наклоняешься над мальчишкой, даже на секунду не задумываясь о том, что это – игра в поддавки. Захочет – уйдет легко и просто. Ты слабее его физически. Но это слишком простая мысль для твоего состояния, поэтому она не отпечатывается в твоём сознании.
В твоём сознании вместо нее другое – держать так мальчишку неудобно. Неудобно смотреть на него, когда вы не в одной плоскости.
Когда вы не в одной плоскости – слишком сложно смотреть ему в глаза. Полные воды. Одно движение – ты оказываешься верху, отпускаешь его руки и прижимаешь к полу за плечи. Смотря в глаза-воду.
Смотря в глаза воду и неосознанно делая своё присутствие слишком явным – сжимаешь ногами, а ногти так и норовят доставить дискомфорт его плечам через ткань рубашки. А ты все смотришь и пытаешься понять. А потом усмехаешься – это уже было.
Это уже было тогда, в школе, значит, снова не должно было повториться, но вместо этого раз за разом – теперь бездна окутывает. Ведь в одну воду не войти дважды: река всегда передвигается. Река возвращается туда, где была, совсем другой. Так почему мальчишка возвращается ко всему? К повторам, пусть другим, но с теми же оттенками? К тому же, вряд ли ты сама пожелала бы повторять – ты думала о начале, а мальчишка устроил конец.
Конец своей кровью-водой, которая не знает, что хочет. И вообще пошла к черту эта вода в жилах мальчишки. Пусть остановится. Теперь будет по-другому. Теперь только блики по темным стенам и отблески…
Теперь только блики по темным стенам и отблески, и волосы, закрывающие вас, падающие с твоих плеч. Только здесь скрываться не от кого – бездна везде.
Бездна везде – вокруг. В твоей крови. В тебе самой. Она всегда была там, только каждый Фоули ее скрывает. Ведь если она выйдет наружу…
- Я же сказала тебе оставаться там, где ты был, - сказала, пусть и другой формулировкой.
Но мальчишка не слушает. Не слышит. Ему было бы сейчас безопаснее вдали от тебя. Вдали от разбитых несуществующих границ между началом и концом, которые сейчас способны ужалить. Абсурд.
Абсурд. И речь не о границах, которых не было. Речь о том, что вы еще в школе возвели правило, что всегда будете рядом – он его нарушает сейчас. Ведь ты знаешь, что правило существует ровно до тех пор, пока его не отменили. Ты этого не делала. Но ведь ты знаешь, что многого просто нет – сильнее человеческого слова лишь время. Все, что было, стерто им.
- Стёр временем, значит? – с усмешкой.
С усмешкой, отнимая одну ладонь от его плеча, проводя по щеке, говоришь скорее сама с собой.
- Хорошо. Но раз ты все это устроил, то давай я тебе кое-что покажу, глупый мальчишка, - почему это должна знать одна ты.
Почему это должна знать одна ты? То, что могло бы быть, если бы в школе ты остановилась, он бы закрыл дверь? Почему знать должна одна ты, что если бы сегодня он начал новую страницу, как ты думала, то тот вариант не был потерян.
- Посмотри моими глазами, Розье, на утерянное. Но только на этот раз, - наклоняешься ближе.
Наклоняешься ближе и целуешь. Грубо, закусывая его губы до крови. Нет, это не необходимо для заклинания, для того, чтобы он увидел то, что видела ты. Ты просто так хочешь.
Ты просто так хочешь. И чувствуешь привкус воды и железа. Возможно, кровь Розье, действительно, особенная. Усмехаешься.
Усмехаешься, открываясь от мальчишки, держа минимальное расстояние. Смотришь в глаза.
Смотришь в глаза и проводишь рукой по его руке до запястья, и хочешь сказать что-то, но браслет, проклятое железо заставляет тебя замолкнуть.
Замолкнуть и неосознанно начать колдовать. Так же, как когда-то в школе случайно прокляла его на неудачи – бесконтрольно.
Бесконтрольно и от бездны – не бывает доброй магии. Ты не выжигаешь браслет полностью. По витку.
По витку длиною в год – два первых оставляешь, вам было хорошо в школе вместе, а затем остальные по счету лет до этого момента нагреваются и оставляют следы на его коже. Штрихи-годы.
Штрихи-годы. Ты даже не сразу понимаешь, что делаешь. Останавливаешься лишь тогда, когда снова наклоняешься к нему, а старое кольцо на длинной цепочке царапает кожу, как будто помнит, что выжигающий кожу браслет из одной с ним истории.
Из одной с ним истории, когда вам вместе было легко.
Легко окружаешь браслет водой, заставляя его остыть. Капли крови переливаются в свету на металле гранатом. Ты машинально проверяешь глазами ожог – жить будет.
Жить будет. Точно.
Точно, поэтому с совестью ты разберёшься потом.
Потом. А сейчас ты снова проводишь рукой по его телу, усмехаешься, думая о том, что мальчишке бы лучше и правда оставаться в баре.
В баре, где нет бездны.
Бездны в тебе, которая заставляет тебя поверить в иллюзию того, что он не может просто взять и легко сбросить тебя. Но…
- Ты позволяешь мне все это делать, - наклонившись к нему.
Наклонившись к нему, шипишь на ухо, касаясь губами кожи, оставляя дорожку из поцелуев вдоль шеи - тебе хочется почувствовать его пульс. Пульс никогда не лжет. Ты знаешь. И поэтому делаешь все, что захочешь. Совершенно не понимая, почему он поступает так – то ли диссонанс настиг его и заставил воду замереть, то ли что-то еще.
- Почему? Это же глупо. Ненавижу игру в поддавки, Розье. Ты же в баре не играл так мягко – сейчас тоже не стоит, - прикусываешь свою губу.
Прикусываешь свою губу, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Чувствуешь вкус крови и не выдерживаешь…
- Знаешь, а я ведь больше тебе не верю, - слишком тихо.
Слишком тихо, хотя все эти годы верила. А потом снова целуешь. На этот раз последний, держа слишком крепко мальчишку и не отпуская - прощаешься. Оставляя железо и пепел на губах.
- Все это время у тебя был выбор. Ты мог определиться, Розье, какому миру ты принадлежишь – всему, что есть за этими стенами и всем людям, кто за ними, или этому дому и мне. Свой выбор ты сделал, - встаёшь. – Пусть будет так. Игра закончена.
Встаёшь. Не смотря на то, что вы обсуждали барьеры и границы, в доме они никогда не возводились, оставаясь всего лишь бесплотными словами. Ты идёшь к лестнице, которая ведёт в твою часть дома и впервые за все это время ставишь барьер.
Барьер – настоящий, плоть и кровь магии, переливается тенями, предупреждая о том, что через него не пройти. Ты хотела новое начало? Но ты забыла, что существует конец. Бездна в тебе не успокаивается, требует вернуться обратно, но ты держишься – с мальчишки достаточно.
Достаточно с тебя. Завтра ты сделаешь вид, что ничего не было. Этого дня. Школы. И вас.

+1

3

Забавно, как можно раствориться в том, от чего бежишь. Приятное прошлое, не тут, не здесь, но внезапно дарованное вновь, мнимо дарованное, хочется лелеять в объятиях забыв обо всем. Сначала дни, дни в недели, и так прошел первый месяц, а за ним второй, и вот уже настороженность не столь выражена, чуть облегчаешь хватку, давая сведенным пальцам передышку, но взор бдит пристально, не отпускает, потом костяшки вновь побелеют от напряжения, давая глазам отдохнуть. Мир тонкий и зыбкий, пеленой не прочнее паутины в темном углу дома, становится все отчетливее, наделяясь смыслом. Ее голос, смех, мимолетные касания, ее приходы в твою спальню, как тогда, спит рядом или же делает так, что ты засыпаешь подле нее, скажешь – подло, да, так и есть, играется вновь, а ты послушно ступаешь, забывая, что у воды есть свое направление – тебя залили в сосуд со стенками из самой бездны, а ты послушно принял нужную форму, даже не попытавшись поплескать о края, мысль почти вызывает жалость.
Руки ее не касаются, как и в школе, дистанция, которая тебе противна, ненавистна, которую вынужден сохранять раз за разом, где-то на подкорке рисуя образы противоположные из ее пальцев, губ, волос, дыхания – отличное наваждение, все еще чувствуешь до сих пор себя дураком, почему с ней нельзя поступать также, как и с остальными, особенная девочка Фоули, особенная не из-за своего дара, дар ему неважен, особенная – заняла в нем место, весомое, в самом центре груди, поместила туда часть себя, отравила, отравленная вода, горькая усмешка по губам, беглый взгляд, спустя еще пару месяцев пальцы почти расслабятся.
Хочется поверить, доверится, рисовать образы все красочнее и шире, без обрывков, задумывается о будущем впервые за последние несколько лет, позабытые ощущения, непривычные, почти что неловко, если бы не был сейчас наедине с самим собою. Какое-то подобие эйфории во всем теле вне зависимости от больных спазмов прошлых воспоминаний, сплошной диссонанс в собственном теле, если у его противоречий была бы монтировка, они обязательно его били ею по голове до потери сознания. Решает, что необходимо проветрится, привести голову в порядок, сегодня настоящее догоняет слишком активно, неустанно повторяя отголосками минувших событий, что он не имеет права мечтать.
Собирается быстро, но при этом основательно, Розье без парада не выходят в свет, начищенные ботинки с блестящими коричневыми носами, брюки и рубашка индивидуального пошива, слишком трепетно относится к таким мелочам, как пуговицы, линии швов, легкое полупальто, ветер на улице треплет волосы в разные стороны – играется, приподнимает воротник, пряча за ним шею, позади домовик пытается записать обрывки его слов, жаль, что волшебникам не ведома игра в сломанный телефончик, мир был стал чуточку попроще.
В магловском баре тепло и уютно, здесь мир замирает в статике блеска бокалов, полированного дерева стойки и столов, запахи хмеля и ячменя дурманят голову уже на входе. Веселая музыка, но не кричащая, не вульгарная, здесь собирается золотая молодёжь со всего города, надевают лучшие костюмы и платья, делая вид взрослый и важный, девушки сидят нога на ногу, оголив тощие щиколотки, юноши нарочито задирают рукава, открывая миру новенькие золотые часы, которые наверняка подарили вчера отцу семейства. Вокруг отпрыски денежных кошельков, потому и цены соответствующие, а Эйнар не выделяется, садится за стойку, заказывая стакан виски, янтарная терпкая жидкость заискрила под теплым светом потолочных ламп. Хочет сыграть в старую игру, но до прихода Айнерин хочет успеть расслабиться, заказывая следующие двести грамм. Внутри что-то теплеет, тут можно горько усмехнуться, решив, что душа решила внезапно материализоваться из пустого места. Эйнар расстёгивает пуговицы пальто, разводя полы по сторонам от себя, локти на столешнице, щеки чуть розовеют из-за расширившихся вен под действием алкоголя. С права звякает металл друг о друга, машинальный поворот головы, источником стали несколько браслетов на загорелом запястье подсевшей рядом незнакомки, бар был полупустым, поэтому не сложно было сложить два плюс два и понять, чего от него ждут, но Розье лишь тепло улыбнулся и вернулся к своему стакану, проигнорировав полностью присутствие нового субъекта рядом – не интересно, не нужно, лишнее, он счастлив. Кажется, счастлив, забыл, как это слово звучит по отношению к нему самому, поэтому принялся смаковать его на разный лад, пытаясь поверить, что смог сформулировать внезапную эйфорию, что волнами накатывала последние недели. Легко, воздушно, веришь, что все достижимо, достижимо прямо здесь и сейчас, несмотря на присутствие внешних негативных условий. Смотрит на наручные часы, обычные, магловские, кажется какого-то очень крутого мирового бренда, он любит игры с переодеваниями, вот и часы сменил, стрелки ползли медленно, или ему так казалось, но до прихода Айнерин была еще целая пропасть, впрочем, которую он мог бы преодолеть в один прыжок, он был в этом уверен, какое-то удушливое чувство подъема и едкий внутренний голос, который занудствовал, что слишком размяк и расслабился. Все же прошлое не отпускало, а пыталось наоборот придавить да побольнее, вдруг плохо почувствовал, пресс из воспоминаний, из ошибок, из предательства, звучит громко и напыщенно, но все его естество верило в это странное сумбурное предательство, ну или же пыталось верить, потому что боялось осознать, что виноват он сам не меньше. Казалось время замерло, а напряжение во всю отвоевывало себе место под солнцем оттесняя все то хорошее, что он успел испытать за последний час, легко позволяет себя накрутить, страх слепой, бескомпромиссный, липкий, путает в свою паутину, не выбраться, прорубить изнутри невозможно, потому что сама паутина исходят из тебя. Чертов Тихий океан, насколько же верно и саркастично для него подобрано название, в глазах вода потемнела, он боролся с надвигающимся штурмом внутри самого себя. Возможно, зайдя Анейрин чуть позже, либо раньше, все не приняло настолько скверный оборот, волна цунами накрыла с головой погружая в водоворот из камней и цепких, склизких водорослей, девушка, что ранее уже отчаялась привлечь внимание, теперь изумлённо рассматривала его лицо, не спеша прерывать внезапный поверхностный поцелуй от малознакомого человека. Перед его глазами застыло ее платье, ее образ, рубашка прилипла к спине, пульс набирал обороты, как будто он сдавал кросс, память отмотала время назад, пробуждая гнев и животный страх, он совершенно не хотел того, что происходило, казалось, Эйнар находится не в своем теле, а где-то со стороны, наблюдая за разворачивающимся действием. Холодные пальцы на шее, нет, он почти их не чувствует, не двигается, сознание возвращается в тело, уступая место внезапному штилю, словно ничего и не было. Ее голос до него доносится, как эхо, он все еще под водой, и с не особым желанием плывет на поверхность, хмурится, не понимая, откуда взялось слово свидание, может, его и не было? Ее лицо так близко, а глаза столь бездонны, ресницы длинные щекочут, а слова жалят, ему не нравится, но ничего ей не говорит, не отвечает, во взгляде не сожаление – печаль; печаль глубокая, затяжная, скопленная за несколько лет. Какая-то отрешенность и мышечная память не позволяют ему пойти следом за девочкой Фоули. Провожает взглядом, кто-то его трогает за плечо, точно, та девушка, что сидела рядом, смиряет ее таким злобным взглядом преисполненный ненавистью, что та молча, поджав губы отворачивается, что-то пробурчав под нос. В баре все снова возвращается на круги своя, зрители не удовлетворены, потому спешат восстановить собственные диалоги и занятия. Эйнар осушает залпом стакан, со стуком возвращая его на столешницу, и выходит на улицу, поднимая воротник, бесцельно устремляясь вперед. Он бродил по улицам, пока не заныли ноги, подавая простой и понятный сигнал мозгу, что пора сказать стоп. Только тогда обратил внимание, что на улице уже смеркалось, и пора было возвращаться, только куда. Он не знал, что делать и как что –либо исправлять, если исправлять вообще. Домовой заранее открывал ему дверь дома, как только Эйнарг трансгрессировал на лужайке, уведомление о гостях срабатывало моментально. Эльф с неподдельной заботой поинтересовался не желает ли чего хозяин, но Эйнар только молча отмахнулся, лишь напоследок виновато тепло улыбаясь, у Розье всегда была странные отношения с домовиками.
Она сидит нежевая, волосы черной массой по бледному телу, водопады из бездны, ему кажется так нелепо видеть ее на этом расписном ковре, который слишком яркий, перебивает девочку в цвете. Эйнар повинуется, подходит, молча, глаза пустые, как будто вода утекла, оставивь дно совсем беззащитным, и где-то вокруг бьются рыбки- печаль – но каждая умирает с новым его шагом. Ее рука, он опускается на ковер рядом, делает то, что та хочет, хотя знает истину, знает, что тут ему не место, возвращаться было нельзя. Послушной куклой поддается и помогает себя прижать к полу, так просто, девочка Фоули такая невесомая, но все же давит, давит там – внутри него. На мгновение вода возвращается, будто бастуя, но встречает большой камень, который не сточит и за день. Ногти острые колят плечи, но его лицо попрежнему беспристрастно, такие лица у тех, кто смирился, кто готов сдаться и понести свое наказание, даже если не виноват. А девочка Фоули говорит обрывками, она любит вести диалоги про себя, но забывает, что ее не слышат, странные вопросы, суть которых все же не так сложно ухватить. Он не хочет видеть того, что могло быть, бровь дергается, к этому точно не готов. Губы сминаются в кровь, горечь во рту не его – от нее, щипет, - он отвечает, осторожно, словно балансируя на тонком канате над пропастью. Глаза наполняются болью, в уголках следы слез, ему хочется вскочить, прекратить безумие, но лежит, как парализованный, терпит, сглатывая собственную кровь, боль оглушает, ослепляет, заставляет потеряться, но он все еще лежит, только короткие судороги по телу. Какая-то нелепая мысль – жаль браслет. Девочка Фоули крадет его воду, чтобы остудить, чтобы прекратить терзать его запястье, но только ранит глубже сильнее. Молит про себя ее остановиться, он может стерпеть все, что она сделает с телом, но не с душой, ее было так мало – собирал ее по крупицам. Ее слова лишь добивают, поцелуй – последний, - оюжигает хуже браслета, почти забывает о горящей руке, которую бы не мешало отправить в лед. Она уходит, забирая с собой свою бездну, которой окутала, заставляя его закрыть глаза и лежать так, прислушиваясь, к едва слышимым удаляющимся шагам. Одними губами вторит – не уходи. Пусть не уходит, не оставляет, не ставит чертов барьер, так устал. Он засыпает так скоро там же, может, просто отключается от бессилия.
День следующий проходит вне дома, он плюнул на вздувшиеся насечки на руке, просто гулял, ветер унимал боль, но лишь физическу. Возращение далось ему нелегко, но домой отправляться не готов. Небрежный взгляд в сторону гостиной, на автопилоте идет дальше, но нервные импульсы успевают обработать сигналы до того, как он шагнул на лестницу, что-то не так, сильно не так, куда сильнее, чем то, что произошло в баре. Розье даже не разворачивается, спиной обратно вышагивает к проему, наблюдая картину, которая могла бы посоревноваться с хорошей дозой адреналина напрямую в сердце.
[b}- Анейрин! –[/b] ее полное имя не часто звучало из его уст, весь страх и туман пропадают в ту же секунду, как он понимает, что видит девочку Фоули по уши в крови, сидящую и попивающую чай. Ему все равно на последствия, Эйнар в несколько больших шагов оказывается подле, опускаясь на колени, чтобы тут же пальцами начать изучать ноги, руки, все ее тело, которые машинально потянулись стянуть с нее одежду, чтобы убедить только, что кровь не ее, что она цела, - ты в порядке? Что случилось, чья это кровь, ты ранена? – шквал вопросов, паники нет, профессионализм до победного. - Встать можешь? Впрочем, сам отнесу, тебя надо помыть, я не вижу за этой кровью ничего, - его пальцы нежно перебирают волосы, отодвигая прядь за прядью, чтобы убедиться в сохранности головы. Эйнар не замечает, что успел оставить Рин без платья, часть, отвечающая за физические потребности, сейчас была похоронена под слоем волнения, заботы, а также вины, тем более не сразу замечает выскользнувшее кольцо на цепочке, которое заставляет его сделать шаг назад и замереть. – Это? – Слова застревают в горле.

+1

4

Это было даже весело. Этот странный похож, закончившийся кровью на твоей коже. Впрочем, все не важно.
Впрочем, все это не важно. Единственное, что имеет ценность – это новый друг. Это то, что тебе снова весело, не смотря на глупость мальчишки Розье и его выходки, которые создали вместо нового начала конец
Вместо нового начала – конец. Возможно, это даже правильно. Становится намного легче, ты больше не думаешь о том, что было не так, что есть не так, не сопоставляешь варианты и даже не пытаешься оглядываться на него в этот день – тебе было слишком весело и странно, чтобы на другое было время.
Время возвращаться домой приходит только после того, как вы с новым другом друг друга качественно залатали, - даже следов не осталось, - распрощавшись уже на вполне себе позитивной ноте, трансгрессируешь.
Трансгрессируешь сразу в дом – слава всем Богам, магия это позволяет, а то странно было бы прогуливаться по дворику в испачканной в крови одежде. Напеваешь себе под нос какую-то песенку и счастливо улыбаешься.
Счастливо улыбаешься, машешь эльфу ручкой и просишь кофе. Определенно, сегодня с лимоном – настроение прекрасное, погода прекрасная и жизнь в целом прекрасна, не смотря на запах соли и железа, и разводы крови.
Разводы крови на полу. Разводы крови по ткани. Разводы крови по твоей коже – все это тебя несказанно веселит. Ведь главное итог.
Итог, о котором ты рассказываешь домовику, который слишком обеспокоено посматривает на тебя. Ему стоит не волноваться, поэтому сразу говоришь, что цела, но просишь ускорить приготовление. Кофе.
Кофе в турке начинает источать аромат, перебивая аромат железы и соли. Все же это было правильно. Так, что даже представить сложно. Правильные заклинания. Правильное место. Правильное время. И кровь нового друга, размазанная по твоим губам после того, как ты провела ладонью по лицу, тоже казалась несказанно правильной – самый подходящий тебе бордовый цвет.
Бордовый цвет. Ты смеешься, прикрывая глаза и делая глоток напитка с привкусом лимона.Что там глупый мальчишка говорил о кровавой графине? Видимо, он ошибался. Тебе идет.
Тебе идет до ужаса. Ты смотришь в зеркальную поверхность на кухне, осознавая это. Тебе идет цвет. Идёт улыбка. Идёт даже странный запах железа. И это тоже так правильно - одна гамма с тобой.
Одна гамма с тобой, совершенно удачная. Осознание этого убивает все проблемы и странные мысли. Становится просто хорошо.
Хорошо настолько, что ты не замечаешь, как мальчишка проходит мимо тебя, а потом возвращается, чтобы начать причитать.
Начать причитать под твой смех, зовя по имени. Ты лишь улыбаешься и пожимаешь плечиками, мол, а тебе дело какое – это моя жизнь, не лезь.
Не лезь, говоришь ты смехом, а мальчишка упорно решает, что дело все же его – задаёт вопросы, его руки по твоему телу, как будто границ нет.
Границ нет, верит его семья. Но они существуют со вчерашнего дня. Но руки мальчишки по твоей коже тоже кажутся чем-то правильным.
Правильным, хотя Розье явно не отдаёт себе отчета в том, что делает – ткань платья падает на пол тяжело – кровь засохла, утяжелила. Ты же принимаешь решение…
Ты принимаешь решение, что хочешь понаблюдать и послушать. Мальчишка так забавно противоречит своим сегодня своему вчера…
Вчера мальчишка поставил точку. Ты согласилась и сделала тоже самое. Что он делает сегодня? Кажется, Эйнару давно пора навестить Мунго, о котором у него так много хороших и искренне позитивных воспоминаний.
Воспоминаний… что ж, не хочешь ли ты поговорить с мальчишкой? Ведь если точка была, если тебе сегодня было весело – тебе все равно. Или ты ошибаешься? Вот и проверишь.
Проверишь здесь и сейчас. Смотря на него. Не убирая его руки. Все так же улыбаясь и совершенно не обращая внимания на упавшее тяжёлым слоем платье.
- Ты выучил полное имя, браво, - хлопая в ладошки, когда он перебирает волосы.
Когда он перебирает твои волосы, ты хлопаешь в ладошки, прокручиваясь на стуле у барной стойки кухни, убегая от его рук и снова в них попадая.
- Мальчик Розье научился не только одевать чулочки, а еще раздевать и нести в ванную? Сервис, однако, - со смехом. – А в ванной дверь закроешь или опция «закрытие двери» не входит в программу? Мало ли кто пройдёт мимо…
Мимо, как тогда, когда мальчишка не потрудился закрыть комнату, а ты слишком сильно заигралась. В общем-то, тоже не важно, дело прошлое.
Прошлое, поэтому не важно. Внимательно смотришь на него, слушаешь вопросы и смеешься все так же.
- В порядке. Но так что, сервис «перенос из пункта А в пункт Б» отменяется и можно идти ножками и самой? – наклоняясь к мальчишке ближе.
Ближе, чувствуя его дыхание. Тоже правильно. Тоже приятно. И ты думаешь… что за прикосновения он ответит. Только чуть позже, чтобы понимал и побыл на твоём месте. Это похоже на план… а для плана нужно время.
Время. Мальчишке нужно слишком много времени, чтобы заметить кольцо – ты его никогда не снимала, только с руки переодела на цепочку на шее. Он спрашивает так, будто слова закончились.
- Розье не может подобрать слова… этот день нужно запомнить, - со смехом. – Раз и мир оказался не таким, как ты считал. Забавно. Хочешь увидеть, что было на самом деле, глупый Розье? Или теперь тебе страшно смотреть моими глазами?
Со смехом, ведь вся его семья гордится тем, что может играть с помощью речи с людьми, словно с марионетками. А он может сказать только одно слово – забавно.
Забавно и печально даже. Мальчишка никогда не интересовался. Возможно, поговори вы раньше, все было бы не так. Но и это уже разве важно?
- До вчерашнего дня это было важно, Розье. Сейчас это просто вещица с красивым камнем, не находишь? – а на деле все еще важно. – И если доставка в ванную все еще включена, то поторопись, не будет отвлекать тебе от очередных баров и других людей, которые попадаются тебе случайно под руки.
Со смехом припоминаешь вчерашнее, с небрежной лёгкостью, которая свойственна только бездне в крови каждого Фоули. В тёмных глазах только смех.
В тёмных глазах только смех, когда мальчишка подхватывает тебя на руки и несёт в ванную. Это что-то новое в ваших отношениях. Болтаешь ножками и смеёшься, когда ванная наполняется – спасибо магии, иначе бы это заняло слишком много времени, учитывая пространство бассейна.
- Позаботься тогда о том, чтобы вода была нормальной, - все так же смеясь.
Все так же смеясь, вырисовываешь на мальчишке привычные узоры, обнимая за шею. Все так же смеясь, проверяешь машинально одним взглядом его руку – остаёшься недовольна. Все так же смеясь оказываешься в воде.
- Розье, а играть мы закончили, ммм, - часть диалога внутри тебя.
Диалога внутри тебя – ты любишь говорить с собой. Но вы, правда, закончили вчера все, включая эту маленькую прекрасную игру.
Игру, которая длилась столько лет после школы. Которую давно пора было закончить. Но разве это нужно было сделать именно так?
- Но ты, кажется, продолжаешь, - касаясь тебя, продолжает.
Касаясь тебя, продолжает, нарушает границы, хотя ты ему ясно сказала, что ты цела. Прикрываешь глаза под прикосновениями. Точно зная, что обязательно ответишь мальчишке. Немного только подождёшь…
Подождёшь и еще поговоришь. Это же так весело и забавно. А вода останавливается, заполнилась. С интересом наблюдаешь, что будет дальше.
- Розье, раздеть у тебя вышло, так что с рубрикой «одеть» после? Дверь, так и быть, все же можешь оставить открытой – будем ждать гостей, - со смехом. – С пижамой справишься, или чулки все же и отправишь меня погулять по традиции?
Со смехом, а вода алеет от крови с твоей кожи. Чужой. Твоей. Но нет ни царапины – на славу залечили. А на деле, где-то глубоко под кожей, ты знаешь, что все это не игра, что все это важно. И кольцо на цепочке прямое тому доказательство.

Отредактировано Aneurin Fawley (16.03.17 17:12:23)

+1

5

Она смеется, стоит и терпит или не терпит, что она делает, спрашиваешь ты себя, думая, что сможешь хотя бы нащупать верную сторону для ответа на вопрос. Но надо честно признаться и давно, с ней ты не знаешь ровным счетом ничего до самого последнего момента, да и она, кажется, предпочитает не читать ваше будущее, а может, его просто нет и читать там нечего? Ты не веришь, лишь нахмурившись смотришь, как беззаботно девочка Фоули хлопает в ладоши, как трещинами покрывается застывшая алая корка чей-то крови – чьей? В твоих глазах смесь волнения и каких-то странных оттенков злости, что тебя злит, Эйнар, ее решение, ее необдуманный как всегда выпад с безумной идеей, хотя сама жалуется на вашу воду в крови, которая не стоит на месте. Черт побери, что должно еще случиться, когда настанет день, что кровь на ней будет ее?
-  А тебе есть чего стесняться, Анейрин? – она вновь принимается за любимое дело – играть тебе на нервах. Апеллирует прошлым, которое считалось не днями, а целыми годами, но кажется в ее случае время обретает иную форму, что было тогда, есть и сейчас, а что сейчас, еще будет тогда. Это по-своему завораживало, в бездонных глазах вечность, за вечностью крупинки песка обводят вселенную в форме бесконечности, и в каждой крупинке свое событие чьей-то жизни, ты мог бы это нарисовать, ты ведь умеешь. – Ты же так любишь, когда они нараспашку, зачем лишний раз заставлять тебя их открывать? – а руки все скользят по телу, все эти слова сейчас мимо и неважно, важно лишь то, чтобы ты не нашел ни одной царапины, почему тебе так необходимо, чтобы она была цела, почему одна мысль, что ей кто-то мог сделать больно вызывает в тебе странное ощущение ревности, потому что ты сам бы хотел, так? Нет, ты не хотел бы причинить ей боль, но просто только ты имеешь на это право, вопрос в другом, с чего ты это взял, откуда такая слепая уверенность. Или то, что вошло в воду, навсегда остается в воде? Кажется, ты перепутал это с хорватской легендой.  Но это чертово кольцо на цепочке вокруг ее тонкой шеи, ты так быстро теряешь дар речи, вода в тебе на мгновение замирает, превращая бурю на океане в штиль, ты с ним ведь даже не знаком, не так ли? Девочка Фоули тут же льет свой яд, черный и тягучий, как деготь, из самых свих недр, по волосам, что намотались вокруг рук вливает в твои вены, затирая их цвет. Ты отходишь машинально, гнев, злость, недоумение и непонимание. Это кольцо, с ним так многое ты связывал, там часть тебя, в этом камне, часть твоей крови, твоей истории, твоей жизни, и ты отдал ей, отдал свое маленькое каменное сердце, потому что в ее руках оно искрилось другими красками, в ее руках в нем появились даже блики, которые доселе были неведомы, как неведомо тепло солнца морскому дну.  – Оно никогда не было вещью с простым камнем, Анейрин, - твои слова сказаны грубо, оборвано, как падающие паленья под сильным ударом топора. Память о баре вспыхивает болью на запястье, что все еще опоясывает обожжённые кольцо волдырей, которые ты оставил себе в наказание, странная форма самобичевания для Розье.
У тебя нет сил сейчас говорить, лучше бы стерпел еще несколько выжженных на тебе браслетов, с физической болью тебе справиться всегда было легче. Если девочка Фоули хочет ванну, ты дашь ей ванну, просто в надежде, что она чуть помолчит. Подхватываешь на руки и несешь, а ей радостно, или это не радость? Издевается дальше, просит, чтобы проверил, ты же чертов мазохист, хочешь очистить сознание, погрузив резко в воду ту самую израненную руку, плотно стискиваешь зубы, прикусывая язык, похоже на издевательство, но оно приносит плоды, сознание чуть проясняется, отпускает из удушья. Девочке Фоули интересен след, что она оставила, он уже не задается вопросом почему, и рада ли она тому, что он есть, он устал, вся эта странная сцена о нескольких минутах превратила его внутренности в общий коктейль недуга. – Ты забавная, знаешь? – указательный и средний палец мягко касаются щеки, - ты так зависима от этих дверей, зачем тебе нужен якорь, Анейрин? – синева в твоих глазах темнеет, нет, не буря – дно, ты спускаешься на дно, девочка Фоули увидит это впервые, заметит ли странные отголоски ее бездны, которую она заронила в тебе давно. Влажными пальцами оставляешь белесые следы, скользнув вдоль скул к волосам, шаг вперед, коленями упираешься в борт ванны-бассейна, это в духе Фоули, а дверь позади все еще открытая. Вторая рука в кармане, сжимает палочку, когда заклинание так легко выходит из головы прорывая пространство в желаемом. Девочка Фоули сама хочет играть, тянет тебя за собой, в ванну, вот так в обуви, в одежде, с рукой, ей все равно, - ты говорила, что игры закончились, - позволяешь ей стать сильнее, ступаешь по ступеням следом в воду, лишь будучи по пояс останавливаешься, тормозя ее следом. Вот так просто, останавливаясь на середине, впрочем, тебе все равно тут не будет воды выше плеча, так легко и непринужденно перенимаешь ее в свои руки, ставишь на ступеньку рядом с собой, а сам спускаешься на одну вниз, чтобы глаза в глаза на уровне, у обоих темные, пугающие. Ей интересно, любопытно, потому позволяет тебе намотать волосы ее до самой шеи на кулак, не сильно – не больно, но будто управляя теперь. Вода поднимается вверх по одежде, испарина на лице, каплями скользит по коже, у девочки такая причудливая маска. Она стоит спиной к двери – прижимаешься к ее лбу своим, касаясь кончиками носов, - это все не игра, это кольцо на твоей шее не игра, то прошлое, где моя комната стала нашей – не игра, и сейчас, то, что стою здесь – не игра, - на мгновение прикрывает глаза, усталость, - моя семья любит легенды, мы верим, что они не возникают на пустом месте, Анейрин, - видит в ее глазах свое отражение, пар воды усиливает аромат ее тела примешивая сюда кровь. Кровь всегда тебя завораживала, Эйнар, губы сами находят ее губы, целуешь ласково, невесомо, покуда не просачивается чей-то чужой металлический привкус, его здесь быть не должно, волна гнева по песчаному дну, не замечаешь, как прокусываешь язык, но не ее – свой, чувствуешь, как бездна требовательно поглощает воду. Нож в твоей руке за ее спиной у самых волос, - я помогу тебе отпустить это чертово прошлое с его дверьми, слышишь, Анейрин, представь, ты совсем чистая, без боли, без тяжести, - шепот в губы, и голос будто не его, откуда-то из глубин, древний, в котором чувствуется сила, та самая, когда реки только начали свои пути из истоков, обрушиваясь неуправляемым потоком на все, что стояло на их пути. – Я не отпущу тебя, не могу, но подарю тебе иное освобождение, - поцелуй грубый, рваный, легкий свист лезвия в воздухе, черные щупальца на мгновение замирают, после рассыпаясь короткими локонами. Сейчас палочка ему не нужна, как и слова, он делает шаг назад – ступенькой ниже. Какое-то мгновение, прежде, чем волосы оживают, оборачиваясь вокруг его раны, холодное голубое свечение, и от следа остается лишь белая полоса, а черные нити уже спешат дальше, выше, к браслету, сворачиваясь на нем в завитки, навсегда застывая черненым серебром. По телу проходит дрожь, тебе кажется, что в теле и в голове некто чужой и одновременно родной, спал там – в недрах его океана, ожидая своего часа, потом ты обязательно спросишь сестру, скажешь, что испытал, но не все, остальное только твое, сокровенное, твое и девочки Фоули, в глазах которой что-то меняется – а ты замираешь, ждешь ее слов, действий, реакции, не в силах предсказать, предугадать, сплошное смирение.

+1

6

Мальчик Розье, кажется, не понимает всего, что происходит. Впрочем, ты тоже не до конца осознаешь суть происходящего. Но зачем? Все ведь слишком быстро – действие сменяют одно другое. Видимо, это и есть жизнь.
Жизнь без знания видения. В такие моменты ты закатываешь глаза и считаешь свой дар благословением – стоило бы посмотреть, чтобы понять, что будет дальше, но ты этого не делаешь… Зачем?
Зачем, ведь на это уйдет слишком много времени. И хаотичное движение ладоней Розье по твоему телу вряд ли поможет тебе сфокусироваться на вечности от бездны в твоей крови, которая объединит три точки – прошлое, настоящее и будущее. Забавно.
Забавно, но ты  так привычно язвишь и льешь яд. Темный, переливающийся всеми цветами бездны внутри тебя. Бесконечный. Если кровь Розье, по их верованиям, вода, то вы, Фоули, пожалуй, отравляете ее своей внутренней почти пустотой.
Почти пустотой, которая помогает так легко смеяться над ним, над собой и над прошлым, которое и стало причиной настоящего. Над всем миром и над вами. Над концом и началом. Разве может быть что-нибудь смешнее жизни?
Жизни, которая бежит сейчас сквозь твои вены, сквозь его реки. Но потоки такие разные, один на другой находят и не могут найти общий ритм.
Общий ритм зато у вас есть в словах – вы играете, перебрасываетесь ими, так четко, каждую секунду. Ровно. Постоянно. Кажется, в вашей жизни есть закономерность.
Закономерность, которая когда-нибудь доведет вас до точки невозврата. Почему-то ты не хочешь верить в то, что вчера она не наступила. Ты же отпустила мальчику? Только на словах. Будь на самом деле так, ни его самого, ни того, что принадлежит ему, в доме бы не было. Пока же это слишком затруднительно…
Затруднительно выкинуть из дома все, что принадлежит мальчишке. Дело не в вещах и каких-то материальных объектах. Даже не в атмосфере, которую дом впитывает, когда в нем начинает жить новый человек.  Все намного проще – начать пришлось бы с себя.
С себя, ведь обе ваши семьи верят в судьбу, только по-разному. Розье в то, что есть что-то, но пути в нему можно менять, как вода меняет русло. Вы в то, что все из бездны и к ней идет – безвозвратно с иллюзией выбора.  Вот и у вас он есть или нет, но так должно было быть – мальчишка принадлежит тебе, а ты ему. От этого никуда не деться.
От этого никуда не деться. Но вы, кажется, упорно пытаетесь. А высшие силы все пытаются образумить вас, неразумных детей, раз за разом сталкивая лицом к лицу. Впрочем, рано или поздно им это может надоесть… но ты об этом не думаешь.
Ты об этом не думаешь. В твоих мыслях лишь планы о том, что мальчишка должен оказаться на твоем месте и прочувствовать все кожей. Его же собственные методы. Но ты знаешь, что нужно лишь немножко подождать.
Подождать, пока он подхватывает тебя на руки и что-то говорит себе под нос. Ты лишь смеешься звонко и холодно, не отвечая сразу.
Сразу – не интересно. Мальчишка не особо любит ждать – вот пусть ожидание ответа тоже выводит из себя. Вы оба знаете друг друга так хорошо, все слабые стороны, на которых так легко играть. Не спрятаться.
Не спрятаться друг от друга. Но что ж, мальчик Розье так хочет поиграть… хотя ты вчера сказала, что больше забав не будет, - солгала, как обычно всем, но никогда ему, - но ты ведь можешь изменить свои слова. Тем более, начал он.
Начал он своим словами, действиями, всем, вчерашним днем тоже. Если Розье верят, что они безгрешны, то ошибаются. Так ты считаешь.
Так ты считаешь и прекращаешь смеяться, когда мальчишка спрашивает про стеснение. Ты смотришь на него, как будто одним взглядом насмешливо спрашиваешь «Ты что, серьезно?». Он же знает тебя. Тогда зачем спрашивает. Неужели, ты ошибаешься, и он не понимает?
- А ты уже забыл, что стеснение – это не про меня, Розье? – шепчешь на ухо, касаясь кожи, пока он тебя несет. – Разве будь это так, пришла бы к тебе сама в школе? Это старческий склероз или попытки забыть, или попытки заставить меня думать, что память тебя подводит, ммм? Зачем ты задаешь пустые вопросы – сам знаешь ответы.
Ответы он знает, проводишь пальчиками по его щеке и шее. Ничего, разберешься потом, откуда такая пустота в его словах и изображение начальной стадии склероза.
Склероза, который он тут же опровергает, вспоминая о дверях. Говорит какую-то чушь о том, что ты любишь, когда двери открыты, о том, что он просто не хочет заставлять тебя утруждаться. Смех звонкий и холодный.
- Какая трогательная псевдо-забота, Эйнар. Какие еще у тебя есть псевдо-эмоции в отношении меня? Ты уж сразу скажи, - похлопала бы в ладошки.
Похлопала бы в ладошки, но вместо этого лишь сдавливаешь пальцами его шею, за которую держишься, впиваясь в кожу ногтями.
- Все еще не хочешь посмотреть на прошлое моими глазами, чтобы понять? Будешь маскировать это заботой? Да, Розье, я считала тебя кем угодно, но не трусом. Видимо, ошибка,- резко отпуская ладонь, сжимающую его шею.
Резко отпуская ладонь, сжимающую его шею, снова смеешься, а вы тем временем оказываетесь в ванной. Бассейн заполняется, а вы все еще играете словами. Кажется, высшие силы махнули на вас рукой, позволяя делать все, что вы желаете… портить себе самим жизнь, например.
Например, вы же так любите поиграть друг другу на нервах. Но никогда не можете уйти друг от друга. А еще никогда не можете этого понять. Или принять. Впрочем, не так важно. В вашей жизни слишком много никогда.
Никогда  - слово в вашей жизни. Именно одной. Ты лишь закатываешь глаза, когда думаешь об этом ровно секунду до того момента, как мальчишка снова открывает свой рот, а тебе хочется снова сжать его шею…
Сжать его шею, но не так, как в прошлый раз. Иногда тебе хочется прервать череду всех «никогда» и просто обнять его. Но ведь вы умеете портить себе жизнь. Ты не собираешься делать исключения из этого дня… потому что все просто.
Все просто – ты собиралась вчера все привести в порядок. И чем все закончилось, помнишь? Глупым мальчишкой Розье в баре, пахнущим чужими духами после поцелуев с какой-то девицей. И он смеет тебе что-то говорить?
Что-то говорить о кольце? Ах, да, мир мальчишки оказался не таким, как он представлял. Закатываешь глаза, когда он говорит о том, что это не просто вещь была и есть сейчас. Впрочем, он прав.  Но знать ему об этом не обязательно.
- Тогда что это сейчас, Розье? – глаза в глаза. – И почему ты молчишь? Не прочитаешь мне нравоучительную лекцию о морали, ммм? Ах да, о чем это я? Ты и мораль после вчерашнего… может, тебе стоит быть в другом месте, Эйнар? Ты же выбрал, где твое место. Оно было не здесь.
Глаза в глаза, из глубины воды мальчишки выглядывает бездна. Ты обхватываешь ладошками его лицо и смотришь внимательно, даже слишком. Вы связаны так крепко, что один давно влияет на другого, хотя вас это не беспокоит.
Не беспокоит… не беспокоят твои собственные слова – никуда он отсюда не уйдет, даже если захочет. В отличие от него, ты умеешь закрывать двери. Пошевелится хоть на шаг – захлопнешь перед его носом выход.  А Розье опускает руку в воду… ту, что обожженная, ты шипишь недовольно и неосознанно.
- Признайся честно, ты – сумасшедший? – обреченно.
Обреченно. Ему стоило залечить рану давно. Желательно вчера. Сразу. Но нет же, Розье, кажется, очень любит боль.
- Тебе стоило вылечить раны, - исцеление.
Исцеление – это по его части. Слова сами срываются с губ. Как бы там ни было, ты не хочешь, чтобы ему было больно… что не умаляет ни твою злость, ни желание поставить его на твое место.
Место в воде ты занимаешь, не отпускаешь мальчишку, тянешь за собой, когда он проводит по твоей щеке, говоря что-то о забавном и якорях, совершенно ненормально улыбаешься – это похоже на странную игру на уровне настоящего сумасшествия.
- Кем ты будешь без прошлого, Розье? – наклоняя голову к его прикосновению ближе. – Кем ты будешь, если твои якоря исчезнут, ммм? Мы с тобой – всего лишь события, которые с нами были. Они сделали нас собой. И…
И ты хочешь задеть. Ты же показывала ему тогда, после бара в гостиной дома на ковре, кем вы могли бы стать…
- И ты знаешь, кем мы бы были без них. Нравится? – а глаза все темнее.
А глаза все темнее – его и твои. Ты видишь собственное отражение в нем. Так забавно. Мальчишка в воде. Ты тоже. Ступеньки. Он сровнял рост – глаза в глаза снова. Пристально. Никто не решается проиграть – отвернуться.
Отвернуться невозможно – мальчишка наматывает твои длинные волосы себе на руку. Тебе любопытно – ты наблюдаешь и молчишь, тянешь к нему ладонь и, по привычке, как когда думаешь о чем-то, выводишь на мокрой ткани его рубашки узоры.
Выводишь на мокрой ткани его рубашки узоры, а Эйнар говорит о легендах и играх-не-играх. Ты закусываешь нижнюю губку и внимательно смотришь.
- Все названное тобой – наше прошлое, Эйнар. И настоящее. Твоя семья любит бессмысленные сказки, - не можешь не сказать. – И кто тебе сказал, что я хочу его отпускать? Что ты упустил из моих слов о том, что прошлое делает нас теми, кто мы есть, ммм?
Не можешь не сказать. Ты же провоцируешь его. Так что может спровоцировать мальчишку лучше, чем укол в сторону его крови?  Впрочем, слушать старые сказки его крови тебе всегда нравилось… он это знал. И ты молчишь…
И ты молчишь… когда мальчишка говорит, что тебя не отпустит, не может. Первая правильная фраза – одна на вас двоих за весь вечер. Вспоминаешь все, что связывает вас. Ты просто никогда не забывала и помнишь.
Помнишь его поцелуи без металлического привкуса крови – его, твоей.  Кровь-вода, так они говорят?  Люди, которые легенды помнят. Он рассказывал. И ты помнишь.
Помнишь ты старую легенду о волосах, которые хранят прошлое человека – в один из вечеров в школе Эйнар говорил о ней. Видимо, именно она движет мальчишкой, когда он обрезает волосы, намотанные на его руку, целуя снова. Ты лишь крепче обнимаешь мальчишку, делая шаг вниз. В воду.
В воду. Подталкивая его вниз, вглубь. Едва замечаешь магию, как волосы заворачиваются вокруг его раны, исцеляя, а затем становятся частью браслета. Прерываешь поцелуй, чтобы скептично посмотреть на него.
- Красивая магия, - минутное замечание.
Минутное замечание, проводишь пальцами по браслету – новые витки. А в глазах все еще темно, но искры смеха – он же должен оказаться на твоем месте.
Он же должен оказаться на твоем месте. Он же начал игру. Что ж, ничто не отменяет этого, не так ли, Анейрин? Снова целуешь мальчишку.
Снова целуешь мальчишку и толкаешь вниз, по ступенькам в воду. Кровь-вода? Что ж, пусть будет так, но у тебя другая вера.
Вера в то, что мальчишка играл не честно. Об этом думаешь ты, когда вы преодолели все ступени, когда опускаешься в воду и тянешь его за собой – кровь все еще нужно смыть, а план откладывать не хочется.  Ладошкой от его щеки к шее – пульс ударами крови в твою ладонь. Улыбаешься.
Улыбаешься, ладонью идя от шеи до браслета на его руки, перебираешь новые витки, добираясь до пуговицы на манжете рубашки мальчишки. Так же со второй.
- Ты играл, Розье, говорила же тебе, - с той же бездной.
С той же бездной в глазах, не отстраняясь, а оказываясь как можно ближе к нему.  Расстегивая пуговицы на его рубашки и стягивая ее. Мокрая ткань в воде – не самое приятное.
- И не совсем честно. Но… сыграем по твоим правилам, - снова целуешь.
Снова целуешь мальчишку, а руки изучают его тело, скользя под водой по коже до очередной ткани. Пальчиками проводишь по границе ткани брюк, разрывая поцелуй.
- Осознаешь свою ошибку в достаточной мере или еще не понял, что играл? –  смотришь внимательно на него.
Смотришь внимательно на него,  оставляешь поцелуи на шее, ключице, скользишь от него по его же коже, чтобы сделать тоже, что сделал мальчишка в гостиной – оставить его без ткани на нем. Возвращаешься, целуешь – кожа к коже, ладони вырисовывают такие привычные узоры не на ткани, а на нем самом, то легко, то надавливая, то вычерчивая ногтями до красноты – это правильно. Его кожа теплая, теплее воды - прикрываешь глаза.
- Так что там с признанием вины за игру, ммм? – не прекращая. – Мы не освободимся от нашего прошлого, Эйнар. Никогда, - ваше любимое слово. – Потому что оно – это мы. Но мы примем его. Просто примем, и оно не будет нам мешать идти дальше к тем, кем мы должны быть и кем заходим быть. Вместе.
Вместе будет правильным. Пальчики запутываются в его волосах и притягивают к себе. Вы должны оба понять, что прошлое всегда будет с вами, но оно больше не мешает…оставшись где-то в новых витках на его браслете…

+3

7

У тебя складывается стойкое ощущение, что часть тебя наблюдает за происходящим со стороны - откуда-то верху, слева, а часть непосредственно участвует, тебе кажется, что ты можешь дотянуться призрачной рукой до ее плеча, стереть большим пальцем узор из капель, и в то же время оставаясь на месте, заглядывать в глаза полные беспроглядного мрака – стаи пчел только вылетают оттуда, чтобы навсегда вонзить маленькое, острое жало и умереть; чем больше жал – тем больше жжения в твоих венах, тем сильнее вскипает и бурлит темный океан, обрушиваясь о голые скалы, с которых и в штиль люди срываются, навсегда находя покой на дне. Девочка Фоули так упорно хватается за прошлое, крепит его к себе, зачем – иногда тебе кажется, что ты знаешь ответ, ей хочется мнимо ощутить стабильность, вместо череды возможных вариаций будущего в голове, но сейчас ты делаешь ставки лишь на ее упрямство именно эта черта в вас обоих всегда рушила все те странные, слепые попытки идти на ощупь с закрытыми глазами. Для чего, Анейрин, для чего требуется так часто обжигаться, что мы закаляем, что пытаемся в себе выковать – броню из равнодушия, капюшон полного одиночества, что такого важного может быть, что перечеркивает право быть просто счастливыми, как все. Она сказала бы, что вы оба не как все, в этом и подвох, от природы, где-то на уровне крови, вас лишили самого простого и доступного способа обрести единое равновесие с миром – баланс. Ты почти согласен с девочкой Фоули, пускай и противишься, пытаешься волной нащупать выступ, где собираешься по капле в одну большую лужу. А главное, как звучит -  лужа, ты почти готов рассмеяться всему и вся в лицо, ощущая, как плавно тают последние цепи здравомыслия. А она так любит говорить, так любит вынимать безумие наружу, ты тоже словоохотлив, но видимо не с ней, она занимает так много в тебе места, что на другое не остается ни сил, ни желания. И нет, тебе не было стыдно признаться, что в этом странном мире есть человек, способный тебя столь сильно оторвать от земли и раскрутить, что ты терялся и не мог сказать, где верх или низ.
Тебе хочется молчать, кажется, уже не можешь попросту подобрать слов так, чтобы суметь в них все объяснить, попросту невозможно, или устал, да, есть призрачный шанс, что ты просто устал, и в такую секунду мечтаешь оборвать связь с миром, оставить лишь Анейрин и себя, обнять вот так просто без подтекста, без смысла, чтобы через руки передать мысли, эмоции, чувства, хоть весь спектр собственных тайн, молчания, обид, пусть все это станет ее, ведь оно и так принадлежит. Ты уверен, что без якорей все равно останешься собой, просто будет небольшая поправка на ветер, придётся вновь распускать паруса и искать новый курс, но разве не главное, что на судне останутся лишь они вдвоем, и не надо будет лавировать в бесконечной веренице соседних кораблей-судеб.
Девочка Фоули так привыкла играть, что не прочерчивает границы, считает тебя таким же, это злит, нет, вернее будет грубо прокричать, что бесит, потому что играть давно не хочется, возраст не тот, настала пора просто жить, дышать, ощущать себя на это земле. Тебе только одно не понятно, почему врет там, где ты заведомо знаешь правду? Вряд ли закончились аргументы и исчерпаны обиды, тебе бы стоило задуматься, казалось бы, подтекст такой простой, давно плавает над вами, проступает в клубах пара горячей воды, но вы слепые. Иногда особо остро испытываешь потребность взять ее, как куклу, потрясти, чтобы впавшие глаза снова встали на место и включилась старая катушка записи с привычным тебе текстом. Ее смех вызывает по твоему телу рой мурашек, тебе не нравится, ты не этого ждал, хотя тут же спрашиваешь самого себя – а чего тогда, и на это способен только едва ощутимо дернуть плечом, признавая за собой полное отсутствие понимания того, а что же должно было случиться после, что она должна была, сделать, сказать, нужное подчеркнуть. Ее губы горячие, влажные, концентрируешься лишь на этом, как пятнадцатилетний осел, хотя говорят, что ослы упрямы, позволяешь ей столкнуть так вот легко и просто в воду, а ведь ты в одежде, в обуви, всем том, что полагается надевать на выход при температуре ниже средней. Тебе хочется уйти, выпутаться из ее плена, старая магия забирает слишком много сил, которых у тебя и нет, потому что тратил их на странную пустую злость, на недоверие и обиду, которая кочевала с тобой из года в год. А на другой стороне где-то мозг постепенно гаснет, отдавая тело во власть чужих рук, или нет, почему чужих, с каких пор ты стал считать ее чужой. Ты морщишься от упоминания об играх, сквозь прикосновения ее ладоней, сквозь собственные пальцы в коротких волосах, вьющихся от влажности, бархат горячей кожи, губами скользишь по ключицам, острым выступам плеч, слышишь треск собственного льда там – внутри тебя, внутри сердца. – Это была не игра, Анейрин, - лишь сцепив зубы находишь силы отстранить ее от себя, - послушай меня, - ладони скользят по тонким рукам, стирая следы чужой крови, - то, что было там, что случилось, была не игра, - печальная улыбка на подрагивающих губах, смахиваешь небрежно с ресниц набежавшие капли, протирая глаза, - в какое-то мгновение, когда дверь только за тобой закрылась; ты, твой вид, все наше прошлое, разом вывернули всю боль на изнанку, боль, страх, прошу не смейся, - пальцы ласково гладят по щеке, оставляя алые разводы, - я бы многое оставил позади, выкинул, научился бы говорить и верить, что ты меня не оставишь, что каждое твое платье не предназначено для другого. – Вода обрушивается свинцовой тяжестью на тело, когда поднимаешься по ступеням обратно, от брюк лужи, в ботинках противно хлюпает и чавкает, ты выглядишь, как побитая собака, Розье это не к лицу, от самого себя мерзко становится. – Прости меня, Анейрин, за то, что не сумел удержать это в себе, - ты так и не извиняешь за игру, потому что игры не было, и лишь веришь, что она поймет, девочка Фоули всегда понимает, если хочет. Ты не вспомнишь как дошел в спальню и свою ли, не вспомнишь, как переоделся и провалился в тревожный сон, крепко прижимая к себе руку с браслетом.

+1

8

Определенно, этот день стоит записать в праздничные, выделить цветом и помнить – Розье теряет слова, как будто путается в них или они исчезают из его головы, вытесненные мыслями или их полным отсутствием – чем именно из этих вариантов ты не знаешь. Хочется громко рассмеяться, думая об этом – вот тебе и кровь.
Кровь, которой так гордятся они, его семья. Которая вода и бежит. Но что с ней сейчас? Тебе кажется, что мальчишка застывает.
Застывает в воде – фантасмагорично и отчасти даже смешно. Он как будто даже не здесь, но в своей собственной крови-воде, которая окрашивается в розово-алый от твоей кожи, из чужой крови. Боги…
Боги, как символично и глупо. Возможно, наблюдай бы ты со стороны за другими людьми, то тебе бы даже нравились цвета…
Цвета, которых в бездне нет. В тебе самой нет. Потому что твоя кровь так же фантасмагорична, как и его, вы так же ей гордитесь. И она замирает тоже.
Замирает тоже. Но концентрируется просто в твоих венах, говорит с тобой, шепчет, рассказывает, ни на секунду не желая разбивать целостность твоего сознания. Бездна не любит быстрых изменений. Бездна не вода.
Не вода, которая разбивает на своем пути все резко. Которая мальчишке иногда, - сейчас или вчера?- как тебе кажется, не позволяет задуматься перед тем, чтобы что-то сделать. Эмоции разбивают целостность.
Целостность душевного состояния. Впрочем, ты лишь усмехаешься, думая об этом и осознавая такую простую вещь…
Простую вещь – истину. Вся суть в том, что, не смотря на всю разницу ваших кровей, то ли благодаря, то ли вопреки их сходству, итог для вас один – стекло.
Стекло, вот кто вы оба сейчас. Вместо того, чтобы давать друг другу силы, вы их медленно выпивали друг из друга обидами, горечью и недосказанностью. Хочешь стереть этот след, казалось бы, но невозможно из-за вас самих. Разбитое.
Разбитое стекло – смешной образ. Но ты видишь, как мальчишка с тобой рядом крошится осколками, разлетаясь вокруг. Ты закатываешь глаза.
Ты закатываешь глаза, потому что слишком хорошо знаешь, что сейчас в нем видишь себя – вы сейчас зеркала, через одного так легко увидеть другого, через него так легко посмотреть со стороны на себя, не ища взглядом стёкол-отражателей. Забавно.
Забавно, но мысли все так же теряются, как когда-то давно, когда чувствуешь губы мальчишки на своих, на коже ключиц и плеч. Когда запутываешься пальчиками в его волосах, притягивая ближе. Время теряется.
Время теряется вместе с мыслями, забирая с собой все ваше прошлое, ровно до того момента, как мальчишка начинает говорить, скользя ладонями по твоим рукам, стирая разводы чужой и такой, - в твоём понимании цветов и их восприятия, - красивой крови с кожи. Ты лишь прикрываешь глаза, думая о том, что, кажется, придется тебе объяснить Розье, откуда эти разводы на тебе и что вообще произошло. Ты забавно заводишь друзей.
Ты забавно заводишь друзей и сами друзья твои тоже феноменальны. Усмешка появляется на алых губах. Да, определенно, нужно рассказать. Но позже.
Позже, потому что Эйнар решил поговорить об играх, в которые он сам играет. В которые играешь ты. Но он говорит, что все было не детской забавой. Ты тихо смеешься, по привычке закатывая глаза.
Ты тихо смеешься, по привычке закатывая глаза… не так, как эти годы. Так, как было еще до вашей ссоры в школе – слишком спокойно и привычно.
- Поверить в разговоре об играх Розье? Вы же эксперты, ммм? – стереотипы о семьях.
Стереотипы о семьях, которые ты всегда так часто припоминала и, кажется, всегда будешь. Но в этот раз у тебя нет цели его задеть. Ты понимаешь, что его словам ты веришь. И дело вовсе не в том, что вы оба – разбитое стекло, через которое так хорошо можно увидеть все, что скрыто за ним. Дело в том, что он – это он. И так было всегда.
Всегда и никогда все же ваши любимые слова. Все же вы слишком любите противоположности, то, что различается разительно. Но одно без другого не существует. Ненормальные.
Ненормальные и Мунго по вам обоим плачет горькими слезами, тянет к вам бледные ручки в количестве больше двух. Призрачные и холодные, принадлежащие врачам и всем обитателям того места. Впрочем, не так важно.
Важно то, что мальчишка наконец-то говорит не что-то пустое, но то, что на самом деле думает и чувствует. Это то, что ни один из вас не сделал. Это то, что следовало сделать намного раньше – сразу же: поговорить, поссориться с криком и битьем посуды, что угодно, но не молчать. Вы же выбрали самый сложный путь.
Пусть слов мальчишки начинается, и он просит послушать его. Ты лишь киваешь головкой в такт его словам, как бы говоря, что можешь заткнуться на пару минут. И Эйнар должен знать, что это верх твоих возможностей…
Верх твоих возможностей, ведь с ним ты слишком любишь говорить, а последние годы только и делала, что бросала слова, зачастую странные и болезненные. Хотя это не удел твоей крови….Ты пожимаешь плечиками, думая об этом – шрамы от слов всегда глубже, чем от заклинания, ведь они заживают так медленно. Ты хмуришься…
Ты хмуришься, представляя, сколько невидимых порезов на вас обоих. Странно признавать это сейчас, но ударяя мальчику, ты точно такой же удар делала себе. Это просто связь.
Это просто связь нитей жизни, думаешь ты. Мальчишка проводит ладонью по твоей щеке, ты лишь наклоняешь голову в сторону прикосновения. Приятно.
Приятно, но пару минут, на которые ты способна замолчать, истекают с каждым его словом. Тем более, что он противоречит сам себе, прося тебя забыть прошлое, но сам все еще бережно хранит его, раз в его словах так и скользит частица «бы».
- Ты противоречишь себе, Розье, - впрочем, это все тот же стереотип о его семье.
Все тот же стереотип о его семье – Розье говорят одно, думают другое, а что сделают – сами не знают. Закатываешь глаза.
- Ты пытаешься освободить меня от прошлого, говоришь забыть его и так красиво рассуждаешь об отсутствии якорей, - задумавшись, выводишь странные узоры на его плечах. – Но сам ты застрял в «Я бы»… сослагательное наклонение. Поэтому ты или оставляешь все свои слова именно им, или пытаешься делать реальностью – верить и говорить на самом деле, а не внутри своей головы, добавляя каждый раз частицу «бы».
Задумываешься больше, чуть нажимая ногтями на его кожу. Мальчишка, правда, только говорит… а сделает кто? Или это что-то в духе «Дорогая, вот инструкция к действиям, приступай»? Смеёшься.
- Тогда почему ты, видя меня, не отбросил это самое «бы»? Почему нельзя было просто сделать все то, что ты говоришь, тогда? – впрочем, он уже ответил – дело в эмоциях. – Или почему бы тебе не начать это делать сейчас, Розье? Уж поверь мне, если бы я хотела и могла, - обязательно выполнение обоих условий, в нашей ситуации они идут оптом, - я бы давно разорвала этот круг насовсем. И не было бы ничего. Но не могу. Никто из нас не может, раз ты тоже еще здесь. Значит, я здесь, с тобой, для тебя. Но ты теряешься в своих словах и своих «бы», убеждая меня, что только я держусь за якоря. Забавно, правда?
Правда, мальчишка встаёт и идет к выходу, извиняясь по пути. Ты не выдерживаешь и смеешься. На этот раз не легко, как в начале разговора, а привычно для этих лет…
- Извиняешься? Твои нынешние слова и мои попытки помолчать – единственное правильное действие за эти годы, знаешь? Нам сразу стоило поговорить, - пожимая плечиками.
Пожимая плечиками, ныряешь под воду – смыть кровь все же надо. А когда выныриваешь, мальчишки уже нет. Ты лишь усмехаешься. Только начали говорить, а он сбежал. Впрочем, бегать друг от друга – это лучшее, что вы умеете. Закончив с водой и смыв с себя чужую кровь, переодеваешься. Твой взгляд падает на шкатулку на полке у постели… достаёшь медальонов из нее… пожалуй, вам стоит поговорить и об этом…
Вам стоит поговорить и об этом, но, когда ты спускаешься вниз с вещью в руках, тебя уже ждет сестра Эйнара. Ты закатываешь глаза.
- Слишком много Розье на метр квадратный на сегодняшний день, - вместо приветствия.
Вместо приветствия, а девчонка тоже говорит, посматривая на вещь в руке. Ты лишь усмехаешься, передавая украшение ей. Но у Нимуэ другие планы. И они тебе нравятся. Кивая головкой, провожая ее к двери, соглашаешься помочь. Пожалуй, в кое-то веки нашли общий язык. Забавно.
Забавно. Заходишь в комнату Эйнара, оставляешь украшение его крови на письменном столе, не подумав, что его он может увидеть до того, как ты сможешь что-то объяснить о причинах его нахождения у тебя. Но успеешь рассказать – мальчишка оценит историю о его же собственной семье. В этом ты уверена.
В этом ты уверена, как и в том, что делаешь. Приподнимаешь одеяло, ложишься рядом с мальчишкой, утыкаясь носом в его шею, и засыпаешь. Кажется, пора начинать собирать осколки воедино.

0


Вы здесь » Don't Fear the Reaper » Паб "Белая виверна" » Play pretends like it never ends


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно